Китайский лев

Китайский лев, лев-страж (кит. трад. 獅, упр. 狮, пиньинь: shī, ши; яп. 獅子, сиси, реже — дзиси) — традиционное, обычно скульптурное и парное изображение мифического льва-стража (иногда — собаки или оленя) перед воротами императорских усыпальниц, правительственных резиденций, административных зданий и культовых сооружений императорского Китая (приблизительно со времён династии Хань) и Японии. В настоящее время — атрибут буддийских храмов в Северо-Восточной Азии (Китай, Корея, Япония, Монголия) и в азиатской части России, и синтоистских святилищ.

Лев как мистический символ имеет широкое распространение в дхармических религиях. Он, например, является ваханой (ездовым животным) Манджушри.

История

В соответствии с верованиями Древнего Китая, лев — мифический защитник Закона, страж сакральных сооружений. Он является символом могущества и успеха, царской власти и силы. В Корее, где китайскому льву соответствует корейская собака, его шкура считалась крепчайшей бронёй.

В Японии дзиси представляют собой смесь китайского льва и корейского пса, наделяясь теми же мифическими силами и способностями.

Культовый смысл

Традиционно львы-стражи располагаются парой по обеим сторонам входа в святилище. При этом по правую руку обычно располагается лев, по левую — львица. Обычно лев придерживает лапой шар, который в буддийской традиции трактуется как тама (яп. 玉) — сокровище, символ буддийского знания, несущий свет во тьму и могущий исполнять желания. Львица в таком случае обычно изображается придерживающей лапой львёнка. У парной скульптуры обычно одна фигура изображается с открытой пастью, другая — с закрытой. Это трактуется по-разному: как символ рождения и смерти; как символ открытости к добрым помыслам и неприятия злых, либо как визуальное обозначение первой и последней букв санскритского алфавита («а» и «у»). Вообще, открытая пасть должна отпугивать злых демонов, закрытая — удерживать и защищать добрых.

• Copper lion of Hall of Benevolence and Longevity(male).JPG

  Медный лев-страж у входа в Павильон Доброжелательности и Долголетия, Летний дворец (Пекин)

• Kamakura-lion-left.JPG

  Мраморный лев у входа в храм. Камакура, Япония

• Changchun-Temple-cheerful-lion-0319.jpg

  Весёлый лев в таоистском храме «Чанчунь», г. Ухань

• Guardian lions FESTU Vladivostok.jpg

  Львы у главного корпуса ДВГТУ, г. Владивосток

• Lion in Beijing.JPG

  Каменный лев у ворот в Запретный город, Пекин, Китай

См. также

• Ши-цза (Санкт-Петербург)
• Снежный лев

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Китайский лев

– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.