Сид (кельтская мифология)
Сид, правильно: Ши (ирл. Sídhe, мир, гэльск. Sìth) в ирландской и шотландской мифологии — потусторонний мир, населённый туатами, которых в народе, за место своего обитания, также именовали сидами (sidhe). Это также название холмов, поскольку считалось, что именно в них находится мир сидов. В христианскую эпоху к сидам стали также относить ирландских языческих богов. Отличались необычайной красотой.
Содержание
Расположение Сида
Строго говоря, потусторонний мир существовал в мифической Ирландии всегда. Начиная со времён Партолона, его населяли фоморы. Однако после того как Племена богини Дану проиграли Сыновьям Миля, предкам людей, населяющих страну и ныне, народ туатов ушёл в Сид, и с тех пор потусторонний мир в сознании ирландцев соотносится уже с миром туатов.
Невозможно однозначно ответить на вопрос, где именно располагался Другой Мир. С одной стороны потусторонний мир располагали за морем, там же, где жил его владыка, Мананнан. С другой стороны, правитель Тир Тоингире раздавал знатным туатам во владение сиды, то есть холмы, в которые также помещался мир мифического племени.
Мы обнаружим, что такой же неоднозначностью обладал этот мир и в эпоху фоморов. Их короли обитали за морем, но одновременно фоморы жили в самой Ирландии, на «оборотной» стороне страны.
Немного света на такую неоднозначность может пролить представление о Сиде, потустороннем мире, как о человеческом бессознательном, позаимствованное из психологии. В таком случае море и холмы следует трактовать как символы бессознательного, как врата в потусторонний мир. Сам же другой мир всюду — это «тень» Ирландии.
Обычно Сид и реальный мир отделены друг от друга непроницаемой для человека преградой. Но сами туаты вольны покидать Другой Мир и забирать с собой людей, кроме того, два мира сближаются в ночь с 31 октября на 1 ноября, во время кельтского праздника Самайна. Туман также является «пороговым» состоянием; в густом тумане два мира сближаются и переплетаются один с другим, поэтому в сказочных историях иногда волшебные существа появляются из тумана или таинственной дымки.
Страна Юности
В саге «Плавание Брана, сына Фебала» Сид описывается как удивительный, неописуемо прекрасный мир, в котором нет старости и болезней, нет печали и скорби. Земля там плодородна как нигде, там диковинные цветы и деревья, там удивительный волшебный мир неги и наслаждения, будто разлитого в воздухе.
Время течёт там совсем не так, как в этом мире, если оно вообще течёт там. Так в истории о Бране, когда ему и его спутникам захотелось вновь увидеть родную Ирландию, туаты в напутствие предупредили людей, чтобы те не вступали на родную землю. Когда мореплаватели подплыли к берегам Ирландии, они спросили собравшихся любопытных людей, помнят ли они сына Фебала. Но ирландцы ответили, что не помнят. Когда же один из спутников Брана выпрыгнул на берег, он тут же рассыпался в прах, потому что ход времени снова стал властен над ним, а по меркам обычного мира этот человек уже давно должен был умереть. Мы обнаруживаем упоминание об искажении времени и в волшебных историях других народов.
Похитительницы из Другого Мира
Одна из самых таинственных тем ирландской мифологии — любовь женщин Тир Тоингире к смертным мужчинам, которых волшебницы уводят за собой в Сид. Противостоять чарам этих дев не могут даже друиды; так, король, отец Кондла, просил друида защитить сына от чар женского образа, зовущего на Равнину Блаженства. Но друид ничего не смог сделать, и молодой наследник навсегда покинул этот мир.
Брана в Другой Мир также позвала женщина. И если мы внимательнее изучим истории о Сиде, то обнаружим, что он «женский», то есть гораздо чаще связан с женскими образами.
«Битва» с Волшебной страной
Пожалуй, первую «битву» с волшебной страной вёл король Эохайд, потому что в Сид увели его жену, Этайн. Король объехал всю Ирландию, но не смог найти возлюбленную. Тогда король обратился за помощью к друиду, и тот указал ему на холмы Бри Лейт. Девять лет Эохайд со своим войском пытался срывать холмы сидов. Наконец, когда волшебный народ был оттеснён в последний холм, Мидир, увлёкший за собой девушку, пообещал отдать королю жену, если тот узнает её. Этайн вывели с другими девушками к Эохайду, но колдовством туатов все девушки были сделаны «на одно лицо», так что муж не мог узнать свою супругу. Этайн сама подала знак, и Мидиру пришлось отпустить девушку.
См. также
Напишите отзыв о статье "Сид (кельтская мифология)"
Литература
- Широкова Н. С. Мифы кельтских народов — М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. — 431 (1) с.: ил. — (Мифы народов мира). ISBN 5-17-019444-7 (ООО «Издательство АСТ»), ISBN 5-271-08709-3 (ООО «Издательство Астрель»), ISBN 5-9578-0397-9 (ООО «Транзиткнига»).
- Роллестон Томас Мифы, легенды и предания кельтов. / Пер. с англ. Е. В. Глушко. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. — 349 с. ISBN 5-9524-1063-4
Отрывок, характеризующий Сид (кельтская мифология)
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
