Шкапин, Михаела

Михаела Шкапин
серб. Михаела Jожета Шкапин, словен. Mihaela Jožeta Škapin
Псевдоним	Дрина (серб. Дрина, словен. Drina)
Дата рождения	29 сентября 1922(1922-09-29)
Место рождения	Велико-Поле-при-Сежане, Королевство Югославия
Дата смерти	15 ноября 1943(1943-11-15) (21 год)
Место смерти	холм Жировский, Рейхсгау Штирия, Третий Рейх
Принадлежность	Югославия Югославия
Род войск	партизанские войска
Годы службы	1941—1943
Звание	заместитель политрука батальона (лейтенант)
Часть	Южноприморский партизанский отряд 17-я словенская бригада 3-я словенская ударная бригада 14-я словенская дивизия
Командовал	2-й батальон 16-й словенской бригады
Сражения/войны	Народно-освободительная война Югославии
Награды и премии

Михаела Йожевна Шкапин (серб. Михаела Jожета Шкапин, словен. Mihaela Jožeta Škapin), в среде партизан известна как Дрина (серб. Дрина, словен. Drina; 29 сентября 1922, Велико-Поле-при-Сежане — 15 ноября 1943, Жировский холм) — югославская словенская поэтесса, партизанка Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии.

Биография

Родилась 29 сентября 1922 в Велики-Поле-при-Сежане в семье крестьян. Окончила начальную школу в Поднаносе, продолжала обучение на различных курсах, в 1940 году перебралась в Любляну. Там устроилась работать поваром, в свободное время занималось физкультурой в Сокольском движении. Летом 1941 года сбежала из города, спасаясь от итальянских фашистов, некоторое время помогала семье работать в поле.

Осенью 1941 года Михаела вступила в партизанское движение, а её дом стал штаб-квартирой для партизанского движения (3 марта 1943 он был сожжён, а отец Михаелы был убит при попытке бегства). Михаела, её сестра, брат и мать вступили в Южноприморский партизанский отряд (ещё один брат Михаелы уже был партизаном). На основе отряда была создана 17-я словенская бригада имени Симона Грегорчича, которая организовала наступление в Бенешской Словении. Михаела участвовала в различных боях, став политруком взвода (она вступила тогда в Союз коммунистической молодёжи Югославии).

После прекращения существования 17-й бригады её солдаты и офицеры вошли в 3-ю словенскую ударную бригаду имени Ивана Градника, которая отправилась в Доленьску и Нотраньску. В составе 14-й словенской дивизии она участвовала в разоружении итальянских солдат и белогвардейцев из Словении. Тогда Михаела занимала должность заместителя политрука роты. После капитуляции Италии 3-я бригада вернулась в Приморье, и Михаела отправилась в новую 16-ю словенскую бригаду имени Янко Премрла на должность заместителя политрука во 2-й батальон. В то же время в Приморье начали своё наступление немецкие войска.

16-я бригада участвовала в битве за Гореньску против немецких сил, организовывая диверсии и вступая в небольшие схватки: так, стратегически важная деревня Жири была отбита словенцами, став первой освобождённой деревней в Гореньске. Михаела, участвуя в боях, начала и писать песни: её стихотворенье «Осень» (серб. Јесен) уже после её смерти появилось в журнале «За Војком». В ноябре 1943 года немецкие войска организовали очередное наступление в Гореньске, и 16-я бригада была вынуждена отправиться на Жировскийхолм близ Шкофье-Локе, чтобы защитить освобождённую территорию. 15 ноября 1943 немецкие силы из 134-го гренадерского полка атаковали 2-й батальон бригады. В результате стычки Михаела погибла.

Указом Иосипа Броза Тито от 4 сентября 1953 ей посмертно было присвоено звание Народного героя.

Литература

• Војна енциклопедија (књига девета). Београд 1975. година.
• Народни хероји Југославије. „Партизанска књига“ Љубљана, „Народна књига“ Београд, „Побједа“ Титоград, 1982. година.

Отрывок, характеризующий Шкапин, Михаела

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,