Шкарлетова, Мария Савельевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шкарлетова Мария Савельевна»)
Перейти к: навигация, поиск
Мария Савельевна Шкарлетова
Дата рождения

3 февраля 1925(1925-02-03)

Место рождения

село Кисловка, Купянский район, Харьковская область

Дата смерти

2 ноября 2003(2003-11-02) (78 лет)

Место смерти

Купянск, Харьковская область, Украина

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

медицинская служба

Годы службы

19431945

Звание

гвардии старший сержант

Часть

57-я гвардейская стрелковая дивизия

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Мария Савельевна Шкарлетова (3 февраля 1925 — 2 ноября 2003) — советский военный врач, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

На фронтах Великой Отечественной войны гвардии старший сержант медицинской службы санинструктор стрелковой роты М. С. Шкарлетова — с 1943 года. В составе 170-го гвардейского стрелкового полка 57-й гвардейской стрелковой дивизии участвовала в освобождении от немецко-фашистских войск Украины, Молдавии и Польши.

В 1965 году за ратный подвиг в годы войны и добросовестный труд во имя здоровья людей в мирное время награждена медалью Международного комитета Красного Креста имени Флоренс Найтингейл.





Биография

Ранние годы

Родилась 3 февраля 1925 года в селе Кисловка Купянского района Харьковской области в семье рабочего[1]. Украинка.

В 1940 году окончила семилетнюю школу и начала работать на посадках защитных полос Купянского отделения железной дороги, затем в колхозе[2].

С началом Великой Отечественной войны 16-летняя Маша работала на строительстве оборонительных рубежей. Комсомолка[2]. Семье Шкарлетовых не удалось эвакуироваться, поскольку немецкие войска отрезали все пути отхода со стороны Луганска[3].

В Красной Армии

После освобождения частями Красной Армии Купянского района в июле 1943 года была призвана в РККА и вскоре направлена на курсы санинструкторов в город Миллерово[2].

В октябре 1943 года М. С. Шкарлетова окончила курсы и прибыла в 170-й гвардейский стрелковый полк 57-й гвардейской стрелковой дивизии. В составе этой дивизии она прошла боевой путь, участвуя в освобождении от немецко-фашистских войск Украины, Молдавии, Польши. Войсковая часть, в которой служила Мария Шкарлетова, форсировала десятки рек: Днепр, Ингулец, Днестр, Южный Буг, Вислу и другие, ведя тяжёлые бои[1].

Особенно ожесточёнными были бои за плацдарм на правом берегу Вислы. По воспоминаниям М. С. Шкарлетовой[2]: «На маленьком участке западного берега Вислы мы были зажаты между рекой и передней линией противника, которая проходила не более чем в 200 метрах от берега. Здесь нам удалось наспех окопаться. С наступлением рассвета противник предпринял десятки ожесточённых атак, поддерживаемых массированным артиллерийским и миномётным огнём…, но советские воины не дрогнули…, мужественно сражались, удержали плацдарм до подхода подкреплений». М. С. Шкарлетова была единственным санитарным инструктором высадившейся группы на этом участке[3]. Свою работу медика она описывала так[2]: «В пороховом дыму и под разрывами пуль, между воронками и рвущимися снарядами, закинув санитарную сумку за спину, я без устали, с удесятерённой энергией переползала от одного раненого к другому, делая им перевязки, втаскивая в воронки и другие укрытия… , а затем переносила их к берегу и ночью отправляла на другой берег». Среди них были и солдаты противника. «Мы же не изверги», — повторяла Мария, продолжая таскать на себе раненых[3].

Санинструктор стрелковой роты 170-го гвардейского стрелкового полка (57-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт) гвардии старший сержант М. С. Шкарлетова отличилась при форсировании реки Западный Буг западнее города Любомль Волынской области Украины 20 июля 1944 года и реки Висла в районе села Магнушев, южнее столицы Польши — города Варшавы, 1 августа 1944 года[1].

Переправившись в числе первых, Мария Шкарлетова вынесла с поля боя несколько десятков раненых солдат и офицеров с оружием, оказала первую медицинскую помощь, обеспечила их эвакуацию в тыл. А в одном из боёв на магнушевском плацдарме заменила погибшего пулемётчика, защищая группу раненых бойцов[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года «за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» гвардии старшему сержанту Шкарлетовой Марии Савельевне присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 7415)[1].

Послевоенные годы

После войны гвардии старшина медицинской службы Шкарлетова М. С. демобилизована. Член ВКП(б)/КПСС с 1946 года[1].

В 1949 году окончила Купянское медицинское училище (ныне Купянский медицинский колледж имени Марии Шкарлетовой). Активно участвовала в восстановлении разрушенного войной народного хозяйства, работала медицинской сестрой в Купянской районной больнице[1]. Неоднократно избиралась депутатом горсовета города Купянска, народным заседателем и членом пленума Харьковского обкома Красного Креста[2].

В 1965 году «за ратный подвиг, за добросовестный труд во имя здоровья людей в мирное время» М. С. Шкарлетова была отмечена наградой Международного комитета Красного Креста медалью имени Флоренс Найтингейл[1].

Жила в городе Купянске Харьковской области Украины, где умерла 2 ноября 2003 года[1].

Награды и звания

Советские государственные награды и звания[1]:

Награды Международного комитета Красного Креста[1]:

Семья

Муж — участник и инвалид Великой Отечественной войны, по профессии юрист. У них двое дочерей[2].

Память

Внешние изображения
[img-fotki.yandex.ru/get/6440/18771686.11/0_76863_843a8697_L.jpg Памятник подвигу медсестер в Купянске].
[img-fotki.yandex.ru/get/4133/18771686.11/0_76867_a9f52c6d_L.jpg Купянский медицинский колледж им. Марии Шкарлетовой].

В 2004 году её именем назван медицинский колледж в городе Купянске Харьковской области Украины. Там же в честь фронтовых «сестричек» установлен памятник, прообразом барельефа на котором стала санинструктор Мария Шкарлетова[3].

Оценки и мнения

До самой кончины Мария Савельевна получала благодарные письма от спасённых ею людей. Фрагмент одного из них: «Дорогая Мария Савельевна! Прочитал в газете „Красная Звезда“ заметку „Живёт в Купянске героиня…“, из которой узнал Ваш адрес. Не знаю, помните ли Вы, как спасли мне жизнь на Заднепровском плацдарме, где от прямого попадания тяжёлого снаряда в блиндаж погибли мои товарищи, а меня, израненного бойца, Вы вытащили из-под обломков брёвен и завалов земли»[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Шкарлетова, Мария Савельевна"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11  Уфаркин Н. В. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1676 Шкарлетова, Мария Савельевна]. Сайт «Герои Страны».
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Кузьмин, 1970, с. 192—195.
  3. 1 2 3 4 5 Ангелина Демьянок. [odnarodyna.com.ua/node/11913 Сестра милосердия Мария Шкарлетова]. Одна Родина (3.2.2013). Проверено 26 июня 2014.

Литература

  • Шкарлетова Мария Савельевна // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — С. 790. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Кудинов П. Н. Сестра милосердия. Киев, 1975.
  • [www.biogr.ru/biography/?id_rubric=3&id=665 Шкарлетова Мария Савельевна] / Кузьмин М. К. Медики—Герои Советского Союза. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Медицина, 1970. — С. 192—195. — 233 с.
  • От Западного Буга до Вислы. Львов, 1985. — С. 192—195.
  • Подвиги во имя Отчизны. — 2-е изд.,- Харьков: Прапор, 1985. — С. 665—668.
  • Постолатьев П. [www.a-z.ru/women_cd2/12/11/i80_96.htm Машенька] // Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 2. — М.: Политиздат, 1969. — 463 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1676 Шкарлетова, Мария Савельевна]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Шкарлетова, Мария Савельевна



Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.