Шкафер, Василий Петрович

Василий Шкафер
Основная информация
Имя при рождении	Василий Петрович Шкафер
Дата рождения	1867(1867)
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	1 июня 1937(1937-06-01)
Место смерти	Ленинград, СССР
Страна	Российская империя, СССР
Профессии	оперный певец,театральный режиссёр
Певческий голос	тенор
Награды	Заслуженный артист Республики

Василий Петрович Шкафер (1867, Москва - 1 июня 1937, Ленинград) — русский советский оперный певец (тенор) и режиссёр. Заслуженный артист Республики (1925).

Биография

Василий Шкафер родился в 1867 году в Москве, в многодетной небогатой семье помощника лекаря Московской психиатрической Преображенской больницы. С раннего возраста, обладая звонким альтом, полюбил вокальное искусство и сам любил петь. Похоронен в колумбарии Донского кладбища.

Учёба

Педагоги: Д. М. Леонова, с ней В.Шкафер занимался два года, подготовив несколько романсов и познакомившись с другими певцами; Н. А. Андреев по вокалу и С. Кругликов по теории музыки — в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества; Ф П. Комиссаржевский — в Музыкально-драматическом училище при Обществе искусства и литературы в Москве. Затем некоторое время совершенствовался в Италии (Милан).

Творческая биография

Вернувшись в Москву, занимался у Франкетти. Выступал в благотворительных концертах.

В 1892 году дебютировал сразу в крупной роли — в партии Ленского в опере «Евгений Онегин» (Киев, антреприза И. Я. Сетова). Однако дебют прошёл неудачно, и молодому артисту в приеме в труппу было отказано.

Следующий сезон в 1893—1894 работал в Петербурге в частной опере «Творчество оперных артистов», организованном при Панаевском театре.

В 1894—1897 — в Тбилиси. В 1897—1904 — в Московской частной русской опере С. Мамонтова (в помещении театра театр Солодовникова), куда был принят на должность солиста, но одновременно начал режиссёрскую деятельность. Летом 1898 года С. И. Мамонтов отправил его в Париж продолжить вокальное у профессора Бертрами. Среди особых удач этого периода: партия Моцарта в опере Н. А. Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери», где партнёром В.Шкафера в партии Сальери выступил Ф.Шаляпин, постановка 6 (18) ноября 1898 года, дирижёр И. А. Труффи.

В 1904 году поступил в московский императорский Большой театр, где два сезона (до 1906 г.) работал в певцом-солистом и режиссёром оперных спектаклей. В 1906 году был переведен в Петербург в императорский Мариинский театр, где проработал до 1909 года, после чего вновь переехал в Москву в Большой театр и работал в течение 1909—1924 гг., занимая пост главного режиссёра Большого театра в 1911—1917 году; в 1917 году в связи с коренным изменением политической ситуации в стране Большой театр был национализирован советской властью, однако Шкафер продолжил работу в той же должности, а в течение 1917—1923 гг. был председателем Совета Большого театра.

В 1924—1935 — режиссёр и зав.оперной труппой Ленинградского театра оперы и балета (бывший Мариинский театр).

Похоронен в колумбарии Донского кладбища в Москве.

Исполнительское искусство

«Музыкальная энциклопедия» дает его творчеству такую характеристику: «Обладал небольшим приятным голосом, с успехом выступал в характерных теноровых партиях». Так же пишет и Пружанский А. М.: «Обладал небольшим, хорошо обработанным голосом приятного тембра. Выступал преимущественно в характерных партиях».

На разных оперных сценах, где ему приходилось выступать, В. П. Шкафер исполнил множество партий, среди которых:

• 1898 — «Борис Годунов» М. Мусоргского, ред. Н. Римского-Корсакова — Шуйский
• «Чародейка» — Паисий
• 6 (18) ноября 1898 год — «Моцарт и Сальери» (Московская частная опера С. И. Мамонтова) — Моцарт, первый исполнитель; признается как одна из самых больших удач в творчестве певца (в партии Сальери — Ф. И. Шаляпин)
• 1899 — «Ожерелье» Н. Кроткова (Московская частная опера С.Мамонтова) — Кабил и Мазаччио, первый исполнитель.
• 1899 — Пролог к опере «В 1812 году» В. Калинникова — Наум, первый исполнитель
• 22 октября 1899 — «Царская невеста» (Московская частная опера) — Елисей Бомелий, первый исполнитель; В.Шкафер является и первым режиссёром постановки
• 1899 — «Орлеанская дева» П. Чайковского — Карл VII
• 1900 — «Ася» М. Ипполитова-Иванова (по повести И.С.Тургенева) - Гагин, первый исполнитель (Московская частная русская опера С.И. Мамонтова)
• 1900 — «Сказка о царе Салтане» Н. Римского-Корсакова — Старый дед, первый исполнитель
• 1902 — «Черевички» П. Чайковского — Школьный учитель
• «Хованщина» М. Мусоргского — Князь Василий Голицын
• «Князь Игорь» А. Бородина — Ерошка
• «Ромео и Джульетта» Ш. Гуно — Бенволио
• «Кармен» Ж. Бизе — Ремендадо
• «Лакме» Л. Делиба — Хаджи

Кроме того, певец неоднократно принимал участие в различных концертах и других выступлениях.

Режиссёрская работа

Василий Петрович Шкафер являлся в оперной режиссуре новатором, способствуя становлению реалистического искусства, а в оперном спектакле стремился к синтезу музыки, слова и драматургии, уходя от излишней величавости и делая акцент в первую очередь на психологии персонажей в драматических ситуациях, строго следуя сюжетной линии. Среди постановок:

• 22 октября 1899 — «Царская невеста» (Московская частная опера С. Мамонтова) — первая постановка, он же стал первым исполнителем партии Елисея Бомелия
• 1900 — «Сказка о царе Салтане» Н. Римского-Корсакова
• 1900 — «Вильям Ратклиф» Ц. Кюи, совместно с М. В. Лентовским и Я. Л. Кравецким
• 1901 — «Богема» (Большой театр), совместно с Л. В. Собиновым
• 1903 — «Мадемуазель Фифи» Ц. Кюи, первая постановка
• 1904 — «Вертер» Ж.Массне (Большой театр)
• 1906 — «Скупой рыцарь» Рахманинова, первая постановка
• 24 января 1906 — «Франческа да Римини» С.Рахманинова, первая постановка, Большой театр,
• 1907 — «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (Мариинский театр), первая постановка
• 1908 — «Тристан и Изольда» Р. Вагнера (Мариинский театр), совместно с В. Э. Мейерхольдом
• 1909 — «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова (Большой театр)
• 1910 — «Дон Кихот» Ж. Массне, совместно с Ф. И. Шаляпиным
• 1911 — «Богема» Дж. Пуччини (Большой теар), совместно с Л. В. Собиновым.
• 1912 «Хованщина» М. Мусоргского, совместно с Ф. И. Шаляпиным, Большой театр
• 1917 — «Аида» Дж. Верди, Большой театр
• 1917 — «Самсон и Далила» К. Сен-Санса, Большой театр
• 1919 — «Ночь перед Рождеством» Н. А. Римского-Корсакова
• 1933 — «Псковитянка» Н. А. Римского-Корсакова (Театр оперы и балета им. Кирова — Мариинский театр)
• 1933 — «Боярыня Вера Шелога» Н. А. Римского-Корсакова (Театр оперы и балета им. Кирова — Мариинский театр)
• 1934 — «Снегурочка», возобновление, Малый оперный театр (Ленинград)

Педагогическая деятельность

В 1921—1924 гг. — профессор Московской консерватории.

Сочинения

Книга воспоминаний:

• Сорок лет на сцене русской оперы. Воспоминания. 1890—1930, Л., 1936.

Статьи:

• Настоящее и будущее акоперы // Жизнь искусства. 1926. 1;
• «Китеж» на сцене б. Мариинского театра // Рабочий и театр. 1926. 17;
• Памяти Л. В. Собинова // Сов. артист. 1940. 37.

Литература

• В. П. Шкафер // Новости сезона. 1914. 31 авг.;
• [Де-Ней]. Юбилей. У В. П. Шкафера: К 20-летию его артистической деятельности // Рампа и жизнь, 1914. — С. 6.
• Н-в Н. В. П. Шкафер // Жизнь искусства. 1928. — С. 8;
• Гозенпуд А. А. Русский оперный театр на рубеже XIX XX веков и Ф. И. Шаляпин. 1890—1904. — Л., 1974. — С. 211, 237;
• Россихина В. Оперный театр С. Мамонтова. — М., 1985. — С. 54, 72, 73, 121, 153, 210;
• Копшицер М. Савва Мамонтов. — М.: 1972. — С. 184-187.

Ссылки

• [m-necro.narod.ru/shkafer-vp.html Василий Шкафер]

Отрывок, характеризующий Шкафер, Василий Петрович

В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.