Школа Фонтенбло

Школа Фонтенбло — название группы мастеров (живописцев, архитекторов, ювелиров и пр.), работавших во дворце Фонтенбло, который был центром Ренессанса в северной Европе при короле Франциске I и его преемниках. С их работами во французское искусство вошёл маньеризм.

Различают две, разделённые периодом примерно в пятнадцать лет, эпохи. Деятели искусства первой эпохи были выходцами из Италии. Они объединяются под именем первой школы Фонтенбло. Мастера второй школы Фонтенбло, работавшие вплоть до начала XVII столетия, были, в основном, выходцами из Франции и Фландрии.

Первая школа Фонтенбло (1530—1570)

После вторжения Франции в Италию в период между 1494 и 1499 годами образцы произведений искусства, литературы и науки Италии оказались во Франции, знания итальянского Ренессанса в его расцвете. После восшествия на престол, Франциск I стремился подкрепить свои притязания на господство в Европе строительством великолепного дворца, сравнимого с дворцами во Флоренции, Мантуе или Милане. Он пригласил во Францию, наряду с гуманистами, известных итальянских художников, таких как Леонардо и Микеланджело, который не откликнулся на приглашение короля, архитекторов Виньолу и Серлио, ювелира Челлини, который в Фонтенбло создавал по заказу Франциска свою знаменитую салиеру. Они пробыли, однако, во Франции недолго, не оставив значительного следа.

Ключевым оказалось прибытие в 1531 году Россо Фьорентино, который работал в Фонтенбло вплоть до своей смерти в 1540 году. В 1532 году за ним последовал Франческо Приматиччо, который уже более не покидал Францию, не считая его короткую поездку в Италию по поручению короля. Третьим из первой школы Фонтенбло прибыл в 1552 году из Болоньи Никколо дель Аббате, которого король Генрих II подрядил по рекомендации Приматиччо.

Главной их задачей было создание внутреннего интерьера дворца, украшение его картинами, фресками, скульптурами, рельефами, лепниной, шпалерами и другими предметами декоративно-прикладного искусства. Главной шедевром Россо стала хорошо сохранившаяся до наших дней галерея Франциска I, над украшением которой он работал с 1531 по 1540 годы. После смерти Россо Приматиччо продолжил его дело. Созданная им спальня короля была полностью разрушена, от салона герцогини д’Этамп остались только фрагменты. Его подмастерья (среди них французский художник Жоффруа Дюмустье) и Никколо дель Аббате отделали бальный зал и галерею Одиссея, которые были снесены в 1697 году. Однако внутренний интерьер остался запечатлённым на многочисленных коврах и шпалерах.

Из-за религиозных войн в период с 1584 по 1595 года и смерти последнего короля Франции из династии Валуа Генриха III работы были прерваны и дворец был брошен.

Вторая школа Фонтенбло (1590—1620)

Во время правления Генриха IV дворец был полностью реставрирован. Король пригласил в Фонтенбло фламандских и французских мастеров, которые считаются мастерами второй школы Фонтенбло. К их числу принадлежали Амбруаз Дюбуа из Антверпена, парижане Туссен Дюбрей, Антуан Карон и Мартен Фремине, а также группа безымянных художников. Кисти Дюбрей принадлежали росписи павильона Поэзии, разрушенного в 1703 году. С 1606 по 1616 год Фремине расписал капеллу св. Троицы, сохранившуюся до наших дней.

Из мастерских второй школы Фонтенбло вышел целый ряд эротических картин, которые были одним из её излюбленных мотивов. Характерно для картин этого рода с их до сегодняшнего дня не до конца расшифрованной иконографией полотно неизвестного художника, изображающее Габриэль д'Эстре с сестрой, герцогиней де Виллар.

Типичны для второй школы Фонтенбло отказ от религиозных мотивов, предпочтение тем из греческой и римской мифологии, эротических сюжетов, любовь к орнаменту и гротеску, объединение живописи, скульптуры и лепнины в одну композицию, а в фигурах — их удлинение, типичное для художников-маньеристов Италии. Особенность эротических картин заключается в их подчеркнуто рафинированной эротике и одновременно отрешённой чопорности и отсутствии эмоций и чувственности. Иконография полотен полна загадок, зашифрованного смысла, нравоучительных намёков, а в воплощении преобладают фигуры с ясными контурами, изображённые в холодной и приглушённой цветовой гамме.

Распространение стиля

Созданный в Фонтенбло стиль быстро распространился по всей Франции и северной Европе. Скульптуры из Фонтенбло были хорошо известны благодаря многочисленным репликам из бронзы и глины. Ковры с различными сюжетами, произведённые на мануфактуре в Фонтенбло, также как и гравюры на меди пользовались большим успехом. Только от Рене Буайе, который документировал работу Россо в Фонтенбло в гравюрах, дошло до наших дней 240 листов. У Буайе вместе с Пьером Милле была мастерская, которую они после смерти Франциска I перенесли в Париж. Широкое распространение получила посуда: серебряные и медные столовые приборы.

Литература

• L. Béguin: L'école de Fontainebleau. Le maniérisme à la cour de France  (фр.). Paris 1960.
• H. Zerner: Die Schule von Fontainebleau. Das graphische Werk  (нем.). München 1969.

Отрывок, характеризующий Школа Фонтенбло

– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.