Школа Чжэ

Школа Чжэ (кит. 浙派) – одна из китайских живописных школ в империи Мин.

Название школы происходит от первого иероглифа в наименовании провинции Чжэцзян. Расцвет этой школы пришёлся на ранний и средний период династии Мин.

После падения династии Южная Сун, в последовавшем хаосе многие придворные художники покинули столицу и осели в провинциях Цзянсу, Чжэцзян и Фуцзянь. Это послужило причиной распространения академического стиля, и способствовало постепенному росту числа местных профессиональных художников.

Родоначальником и центральной фигурой школы Чжэ является Дай Цзинь (1388—1462). Он служил придворным художником во время правления императора Сюаньдэ (1425—1435), однако после того, как его коллеги-конкуренты состряпали против него фальшивое обвинение, Дай Цзинь был изгнан из дворца. В 1441 году он покинул Пекин и вернулся на родину, в Чжэцзян. Там он зарабатывал на жизнь продажей картин, имел большой успех, и обрёл множество последователей.

Минская придворная живопись ориентировалась на южносунские академические образцы (стиль Ма-Ся), а её продукция обильно экспортировалась в Японию и Корею. Дай Цзиню было тесно в этих рамках, он более смело смешивал южносунскую живописную традицию с северосунской. Он не изобрёл никакого нового стиля, просто его талантливая смесь традиций нашла множество поклонников.

По сути школа Чжэ представляла собой различных региональных художников, подражавших стилю Дай Цзиня. В первую очередь это были его родственники — сын, Дай Цюань, и зять, Ван Шисян. В средний период правления династии Мин известность приобрели Ся Чжи, Фан Юэ, Чжун Ан, Ся Цуй и У Вэй, который тоже учился на произведениях Дай Цзиня. Мастера школы Чжэ не были официальными, то есть находящимися на жаловании художниками, тем не менее, они получали небольшую поддержку от императорского двора. Тематический репертуар этих художников был продолжением южносунской традиции — картины в жанре «цветы-птицы», пейзажи, а также произведения на мифологические и исторические темы.

Школа Чжэ была продолжением и развитием южносунской традиции и состояла из художников-профессионалов (то есть зарабатывавших живописью себе на жизнь). Однако стили профессиональных художников подвергались постоянной критике, особенно со стороны Дун Цичана, который указывал на два недостатка их живописи: 1. Работа кисти чрезмерно экспрессивна и недостаточно изысканна. Он считал произведения последователей Дай Цзиня неряшливыми и банальными. 2. Эти профессиональные художники были, как правило, выходцами из общественных низов, в отличие от «породистых», происходивших из образованных или богатых семей художников-учёных. Особенно резкой критике подвергались Чжан Лу, Ван Чжао и Цзян Сун, картины которых учёные обвиняли в «дикости» и «ереси». Под натиском такой критики художники-профессионалы постепенно потеряли свой рынок, и остались без надежд зарабатывать искусством на жизнь. Некоторые из них были вынуждены отказаться от академической традиции, и занялись имитацией «живописи учёных», либо вплотную приблизились к их стилю. Другие в поисках свежих идей обратились к массовому искусству, что способствовало широкому распространению популярных новогодних картинок и ксилографии в конце минской династии. Тем не менее стили школы Чжэ продолжали ещё долго оказывать влияние на живопись Китая, Японии и Кореи.

Выражение «школа Чжэ» (чжэ пай) употребляют и в более широком смысле для обозначения всех придворных стилей живописи эпохи Мин, противопоставляя их «живописи учёных», главным средоточием которой была «школа У».

Библиография.

• Духовная культура Китая. Энциклопедия. т.6, стр. 841-842
• W. Watson. The Arts of China 900-1620. Yale University Press 200, pp 176-178
• Yang Xin. “The Zhe and Jiangxia Schools of Painting” in Three Thousand Years of Chinese Painting, Yale University Press, London 1997, pp 208-215
• Richard M. Barnhart. Painters of the Great Ming: The Imperial Court and the Zhe School. Dallas Museum of Art, 1993.

Отрывок, характеризующий Школа Чжэ

Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.