Школа для дураков
| Школа для дураков | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1976 |
«Шко́ла для дурако́в» — первый роман русского писателя Саши Соколова. Закончен в 1973 году[1], распространялся через самиздат. Впервые был опубликован издательством «Ардис» в США в 1976 году, уже после эмиграции Соколова; в качестве аннотации к изданию были использованы лестные слова об авторе из личного письма Владимира Набокова к издателю книги, владельцу «Ардиса» Карлу Профферу. Проффер также перевёл роман на английский язык и опубликовал перевод в англоязычном сборнике «Современная русская проза» (англ. Contemporary Russian Prose; 1982), в послесловии охарактеризовав «Школу для дураков» как центральное событие сборника.
Содержание
Сюжет
Главный герой книги — ученик Такой-то, страдающий от раздвоения личности и нелинейного восприятия времени. Помимо этого в книге поднимаются фантасмагорически осмысленные проблемы советского общества — репрессии, гонения на генетику, воинствующий атеизм и проч.
Отзывы критики
Высоко оценивая место «Школы для дураков» как «наиболее сюрреалистического произведения современной русской литературы», Вольфганг Казак отмечал в своём «Лексиконе русской литературы XX века»:
Написанная на одном дыхании, эта повесть, как и другие прозаические произведения Соколова, претерпела не менее пяти авторских переработок; интуиция поверялась очень серьёзным отношением к слову. Композиция повести выявляется в соотношении отдельных частей и смене стилевых уровней. Отсутствует не только сюжет: меняются и персонажи, теряя идентичность. Механическое течение времени не признаётся, как и граница между жизнью и смертью. Языковое экспериментаторство наряду с многими конкретными намёками на советскую действительность и русскую историю, отражает и духовные поиски, внелогические открытия фундаментальных взаимосвязей.[2]
Михаил Берг отмечал в книге Соколова большую роль христианского миросозерцания и подчёркивал, в качестве исключительного достоинства «Школы для дураков», то, что её композиционные и языковые особенности напрямую вытекают из особенностей протагониста:
Герой инфантилен и неразумен — этим мотивируется право на композиционную игру, на отталкиванье от жёстких рёбер разумного мира, на стилистическую эквилибристику и безразличие ко времени, которое течёт то в одну сторону, то в другую, как дует ветер. Однако, жанр не детерминирует повествования и не покушается на творческую волю автора: законы жанра эластичны и подвижны, словно тонкая родовая оболочка. Из мира вынута косточка разума, но оставлена прозрачная воздушность души[3].
Марк Липовецкий указывает, что «Школа для дураков», напрямую наследуя Набокову, проложила дорогу к наиболее важным и интересным явлениям русской прозы XXI века, включая произведения Александра Гольдштейна, Дениса Осокина, Николая Кононова, Андрея Левкина, Александра Ильянена, Станислава Львовского и других[4].
Напишите отзыв о статье "Школа для дураков"
Примечания
- ↑ [www.svobodanews.ru/content/transcript/24200193.html Беседа с Сашей Соколовым] радио «Свобода», 18 сентября 2003 г.
- ↑ Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 392—393.</span>
- ↑ М. Берг. Новый жанр (читатель и писатель) // А—Я: Литературное издание. — 1985. — № 1. — С. 6.
- ↑ [www.nlobooks.ru/node/4521 М. Липовецкий. «Ардис» и современная русская литература: тридцать лет спустя] // «Новое литературное обозрение», № 125 (1/14).
</ol>
Ссылки
- [briefly.ru/sokolov/shkola_dlja_durakov/ Краткое содержание «Школы для дураков»]
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Школа для дураков
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
