Школа фабрично-заводского ученичества

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Школа фабрично-заводского ученичества, школа ФЗУ[1] (часто ошибочно — фабрично-заводское училище) — низший (основной) тип профессионально-технической школы в СССР с 1920 по 1940 год.

Школы ФЗУ действовали при крупных предприятиях для подготовки квалифицированных рабочих. Срок обучения 3—4 года. В школу принималась молодёжь 14—18 лет с начальным образованием. Наряду с профессиональным обучением в школе велась общеобразовательная подготовка.

В 1930—1939 годах обучение проходило в основном на базе 7-летней школы и, из-за сокращения часов на общеобразовательные предметы, срок обучения снизился до 1,5—2 лет. В 1940 году большинство школ ФЗУ были реформированы в школы фабрично-заводского обучения и ремесленные училища, сохранившись преимущественно в лёгкой и пищевой промышленностях.

В 1959—1963 годах наряду со всеми профессионально-техническими учебными заведениями системы Государственных трудовых резервов СССР школы ФЗУ были преобразованы в профессионально-технические училища (ПТУ) с различными сроками обучения.

За время существования школ ФЗУ было подготовлено около 2,5 млн квалифицированных рабочих.



См. также

Напишите отзыв о статье "Школа фабрично-заводского ученичества"

Примечания

  1. Совет народных комиссаров Союза ССР постановляет: Для обеспечения подготовки в школах фабрично-заводского ученичества наличного контингента и учащихся приёма 1931 г. (360 000 человек), а также для поднятия эффективности обучения в школах фабрично-заводского ученичества, признать необходимым немедленное проведение в жизнь следующих мероприятий: …

    — Постановление СНК СССР от 8 июня 1931 г. № 33 «О мероприятиях по улучшению работы школ фабрично-заводского ученичества, находящихся в ведении Высших советов народного хозяйства Союза ССР и союзных республик»

Ссылки

Отрывок, характеризующий Школа фабрично-заводского ученичества

– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.