Школы и направления в западной макросоциологии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Развитие макросоциологии в 19—20 веках привело к возникновению целого букета оригинальных теорий. Представители этих школ и направлений ведут между собой дискуссию о сущности общества. Ни одна из этих школ и направлений не смогла победить в этой дискуссии, так как каждая из них по-своему права и нужна теория их синтеза. Существует 11 основных школ и направлений в макросоциологии. Наиболее влиятельными являются три из них: символический интеракционизм, структурный функционализм и конфликтология. Позитивизм — это ведущее направление в социологии 19 в. — начала 20 в. Родоначальниками этого направления были Анри де Сен-Симон и Огюст Конт, последователями — Герберт Спенсер и Эмиль Дюркгейм. Главное устремление позитивизма — отказ от умозрительных рассуждений об обществе, позитивная социология должна быть доказательной как естествознание. Характерными чертами позитивизма служили натурализм, органицизм и эволюционизм. Натурализм (социология) означает точку зрения о том, что социальные явления подчиняются законам, свойственным природе — законам физики, механики, биологии, географии.





Механицизм

Главная мысль механицизма: общество похоже на агрегат элементов, каждый из которых можно изучать независимо друг от друга. Людей можно изучать независимо друг от друга как молекулы газа.

Авторы, которые работали в рамках этого направления: Генри Чарльз Кэри, Адольф Кетле[1].

Кетле даже пытался объяснить общественную жизнь законами физики и установил статистическую взаимосвязь между видами преступлений, полом, происхождением, возрастом, местом проживания преступника. Из этого Кетле сделал вывод, что определённое количество и определённые виды преступлений сопровождают общество с необходимостью закона природы. Чтобы описать общество, нужно обнаружить характеристики «среднего человека».

Географическая школа в социологии

Главная мысль: географические факторы влияют на общество, например, климат влияет на темперамент жителей, размер территории влияет на форму правления и размер населения, нужно составить периодизацию русской истории по периодам колонизации территории. Малые по территории страны предпочитают вводить республику, средние страны — монархию, а большие страны — тиранию, по принципу «чем больше страна, тем более жёсткий режим».

Авторы: Шарль Луи де Монтескье, Генри Томас Бокль, Василий Осипович Ключевский, Фридрих Ратцель, Лев Ильич Мечников.[2]

Органицизм

Главная мысль: общество и организм подобны друг другу.

Авторы: Томас Гоббс, Герберт Спенсер, Павел Фёдорович Лилиенфельд-Тоаль, А. Э. Ф. Шеффле, Р. Вормс.[3]

Томас Гоббс в работе «Левиафан» высказал идею о том, что государство — это искусственный человек, в котором верховная власть — это душа, должностные лица исполнительной и законодательной власти — это суставы, награда и наказание — нервы, благосостояние и богатство граждан — это сила, безопасность народа — это занятие Левиафана, советники короля — это память, справедливость и законы — это разум и воля, гражданский мир — это здоровье, смута — болезнь, гражданская война — смерть. Герберт Спенсер указывал, что рост характерен и для общества, и для организма. Лилиенфельд указывал, что торговля напоминает кровообращение. Шеффле указывал, что экономическая жизнь напоминает обмен веществ. Вормс сравнивал мастерскую с маленькой железой, фабрику — с печенью, товар — с выделением железы, железные дороги — с сосудами, правительство — с мозгом. Вывод: само сравнение общества и организма является верным, но одни метафоры мало помогают в научном исследовании.

Социальный дарвинизм

Главная мысль: механизм социальной эволюции ни чем не отличается от механизма биологической эволюции, поэтому в обществе выживает сильнейший. Таким образом, факторами эволюции и в обществе, и в биосфере являются наследственность, изменчивость, естественный отбор и борьба за существование.

Авторы: Томас Мальтус, Герберт Спенсер, Жозеф Артюр де Гобино, Хьюстон Стюарт Чемберлен, Людвиг Вольтман, Жорж Ваше де Лапуж, Фрэнсис Гальтон, Людвиг Гумплович.[4]

Вывод: Результаты нацистских экспериментов по воплощению в жизнь теории социал-дарвинизма ужаснули весь мир.

Психологическое направление в социологии

Главная мысль: законы общества можно свести к законам психологии. Жизнь общества — это игра врождённых инстинктов, особенно сексуальных и агрессивных инстинктов. Жизнь общества можно свести к подражанию, к психологии толпы или к национальной психологии. Прогресс общества можно объяснить осознанным стремлением к прогрессу.

Авторы: Уильям Макдугалл, Зигмунд Фрейд,Габриель Тард, Гюстав Лебон, Мориц Лацарус, Хейман Штейнталь, Лестер Фрэнк Уорд, Франклин Генри Гиддингс.[5]

Ошибка: психологические причины никак не объясняли механизм социальной эволюции, так как инстинкты, психология толпы, механизм подражания, «народная душа» были такими же и сегодня, и десять тысяч лет назад, однако общество за это время сильно изменилось, эти психологические факторы не могут быть причиной прогрессивного развития общества. Э. Дюркгейм доказал, что психологические причины не могут быть причиной даже самоубийств.

Бихевиоризм и теория обмена

Главная мысль бихевиоризма: поведение человека можно свести к ответам на стимулы окружающей среды по принципу условного рефлекса. Любой поступок человека можно объяснить материальным вознаграждением или стремлением избежать телесных наказаний.

Основатели бихевиоризма: Джон Бродес Уотсон, Беррес Фредерик Скиннер[6].

Главная мысль теории обмена: в процессе социального взаимодействия люди обмениваются товарами, услугами, информацией, благодарностями и т. д. Прежде чем вступить в социальное взаимодействие, люди взвешивают будущие вознаграждения и затраты. Если ожидаемые затраты больше вознаграждения, то люди отказываются вступать во взаимодействие. Обмен происходит по принципу «Ты — мне, я — тебе». В процессе общения человек вынужден затрачивать усилия, чтобы найти общую тему для разговора, чтобы сделать наше общение устойчивым. Поведение человека обусловлено тем, как вознаграждались его поступки в прошлом, например, человек сегодня пошёл на рыбалку потому, что вчера его рыбалка была удачной.[7]

Автор теории обмена: Джордж Каспар Хоманс.

Ошибка состоит в том, что сознание человека устроено сложнее, чем сознание крысы, над которыми Скиннер проводил опыты. Человек, в отличие от крысы, имеет не только условные рефлексы, но и абстрактное мышление, устную речь и способность к орудийной деятельности.

Интеракционизм

Главная мысль: с помощью языка жестов можно обмениваться информацией и осуществлять психологический контроль. С помощью разыгрывания сценок можно унизить или показать своё высокое мнение о человеке. На работе и в политике человек вынужден создавать свой имидж. «Позорное клеймо» мешает общению. Смущение является признаком ошибки в игре и выражением просьбы повторить попытку.

Авторы: Джордж Герберт Мид, Герберт Блумер, Эрвинг Гоффман, Гарольд Гарфинкель.[8]

Обмен информацией и контроль с помощью жестов есть древний, примитивный способ обмена информацией и психологического контроля, который унаследован человеком от животных предков. В дополнение к этому человек изобрёл другие, более современные способы обмена информацией с помощью слов и способы социального контроля с помощью угрозы санкций и внедрения стереотипов.

Аксиология

Главная мысль: человек смотрит на мир через призму своих оценок (эта вещь хороша, а эта — плоха) и действует в соответствии с этими оценками. Он стремится достичь хорошего и избежать плохого. Системы ценностей в разные эпохи отличаются друг от друга. Система ценностей навязывается человеку его окружением в процессе социализации, в процессе усвоения норм. Культурные ценности — это фундаментальные нормы и требования (императивы) в обществе о достоинстве, красоте, благочестии и так далее. Аксиология — это наука о культурных ценностях.[9]

Макс Вебер основал «понимающую социологию».[10] Он писал, что человек обречён на выбор между долгом и убеждениями.

Структурный функционализм

Главная мысль: каждая организация, каждый обычай, идея или верования имеют свою функцию в обществе.

Авторы: Герберт Спенсер, Эмиль Дюркгейм, Бронислав Каспар Малиновский, Альфред Радклифф-Браун, Роберт Кинг Мертон, Пётр Штомпка, Толкотт Парсонс.[11]

Малиновский и Радклифф-Браун были антропологами и доказывали это положение на примере обычаев, обнаруженных ими в примитивных обществах Меланезии и Андаманских островов. Социальные явления, которые не имеют своей функции, например, конфликты, являются дисфункцией и должны исчезнуть. По мнению Дюркгейма, отказ человека от исполнения своих семейных и религиозных функций приводит к одиночеству и, в конце концов, к самоубийству. Таким образом, общество мстит человеку за отказ от исполнения функций. Функция преступления состоит в том, что наказание за это преступление позволяет людям подтвердить правила, запрещающее преступление. Разделения труда между людьми в обществе не было в первобытном обществе, где люди были похожи друг на друга. В современном обществе над людьми витает общественное мнение, которое диктует людям совершать определённые поступки. Ошибки структурного функционализма: недооценка роли конфликтов в обществе, использование чрезмерно абстрактных понятий, отсутствие классификации ступеней развития общества.

Теория социального конфликта

Главная мысль: социальные конфликты неизбежны, но их нужно улаживать. Козер считал, что конфликты дают дорогу крупным инновациям, предотвращают «окостенение» общества, являются причиной развития общества. Функции конфликтов, по мнению Козера, состоят в том, что, они способствуют разрядке напряжённости и являются «отводными каналами», через конфликты лучше узнают друг друга. Дарендорф считал, что конфликт — это результат сопротивления отношениям господства и подчинения, что конфликты — это генератор изменений, что подавление конфликта ведёт к его обострению, а улаживание — к контролируемой эволюции. Подчинённый на работе человек может успокоить своё тщеславие тем, что станет лидером и контролёром во внерабочее время — в спортивной команде, в церковной общине, в партийной организации и т. п. На причины конфликтов влиять невозможно, но можно снизить интенсивность протекания конфликтов. Государство, суд, пресса — эти институты улаживают конфликты. Гайгер считает, что в 20 в. методы, орудия и техника классовой борьбы были официально признаны и законодательно оформлены обществом, благодаря этому они поставлены под контроль. Классовая борьба сегодня протекает по определённым правилам и, поэтому, утратила своё остриё. Капитал и труд заключают взаимные компромиссы, ведут переговоры о разрешении споров и таким способом определяют условия труда — уровень заработной платы и продолжительность рабочего дня. Западу больше не угрожает социалистическая революция, поэтому Маркс ошибся в своих прогнозах. Существуют три метода разрешения конфликта — метод избегания, завоевание или покорение.

Авторы школы конфликта: Льюис Козер, Георг Зиммель, Ральф Дарендорф, Теодор Гейгер.[12]

Вывод: конфликт может быть улажен только тогда, когда проигравший признает тот факт, что он стал объектом контроля со стороны победителя или уступил свою сферу влияния победителю. До момента этого признания цель уладить конфликт является невыполнимой задачей. Можно уладить только лишь вопрос о цене за готовность подчиняться.

Технологический детерминизм

Главная мысль: техника развивается независимо от воли человека по закону бесконечного совершенствования технических параметров. В рамках этого направления существует дискуссия между технократами и технофобами. Первые являются оптимистами и считают, что развитие техники решит все проблемы, например, для решения экологических проблем нужны фильтры, отстойники и т. д. Вторые считают, что человечество погибнет от техники, например от плохой экологии или в результате войны с роботами, поэтому нужно ломать технические устройства, например, луддиты в Англии ломали механические ткацкие станки, нужно сбежать на необитаемый остров или в тайгу. Кто прав в этой дискуссии покажет время.[13]

Авторы: Сэмюэл Батлер, Торстейн Бунде Веблен, Маршалл Маклюэн.

Веблен сделал прогноз о революции менеджеров, в ходе которой власть перейдёт от предпринимателей к технократам, но эти прогноз оказался утопией. Маршалл Маклюэн разделил историю на три периода в зависимости от смены средств связи. Вывод: этот прогноз Веблена о передаче власти технократам в результате революции менеджеров оказался утопией.

Интегративная теория

Многие социологи пытались создать теорию синтеза этих школ и направлений в социологии, чтобы объединить в одной теории всё лучшее, что накоплено в других школах. Толкотт Парсонс пытался это сделать на основе объединения аксиологии и структурного функционализма. Хоманс пытался это сделать на основе теории обмена. Интегративная теория пока не создана.

См. также

Напишите отзыв о статье "Школы и направления в западной макросоциологии"

Примечания

  1. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 186
  2. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 63
  3. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 248
  4. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 76
  5. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 279
  6. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 37
  7. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 230
  8. Большой толковый социологический словарь в 2 т. (Collins)/ Сост. Джерри Д., Джерри Дж.- М., 1999. Стр. 254.
  9. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 13
  10. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 268
  11. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 380
  12. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 142
  13. Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990 стр. 342

Литература

  • Американская социология. Перспективы. Проблемы, Методы. Ред. Осипов Г. В.-М., 1972.
  • Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.
  • Большой толковый социологический словарь в 2 т. (Collins)/ Сост. Джерри Д., Джерри Дж.- М., 1999.
  • Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семёнов В. А. Западная теоретическая социология. СПб. 1996.
  • История теоретической социологии. В 4-х т. Т.1 / Ответ. ред. и составитель Давыдов Ю. Н..- М.,1997.
  • Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трёх книгах. М., 1993.
  • Современная западная социология. Словарь./ Сост. Давыдов Ю. Н. Филиппов А. Ф.- М.,1990.
  • Социологический справочник./ Под общ. Ред. Воловича В. И. Киев, 1990.

Отрывок, характеризующий Школы и направления в западной макросоциологии

Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.