Шкуро, Андрей Григорьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шкуро А. Г.»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Григорьевич Шкуро
Андрей Григорьевич Шкуро
Дата рождения

7 (19) января 1887(1887-01-19)

Место рождения

станица Пашковская,
Кубанская область,
Российская империя

Дата смерти

16 января 1947(1947-01-16) (59 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
Белое движение
Третий рейх Третий рейх
КОНР

Род войск

кавалерия, казачество

Годы службы

19071920; 19431945

Звание

генерал-лейтенант
генерал-лейтенант ВС КОНР

Командовал

Кубанским конным отрядом особого назначения,
Кубанской Партизанской отдельной бригадой,
1-й Кавказской казачьей дивизией,
3-м Кубанским конным корпусом,
Кубанской армией ВСЮР,
Резервом казачьих войск ВС КОНР (вермахтвойска СС → ВС КОНР)

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война в России
Вторая мировая война

Награды и премии
   Русский коллаборационизм
Вторая мировая война
Основные понятия

Коллаборационизм во Второй мировой войне Русское освободительное движение

Идеология

Непримиримость Пораженчество

История

Гражданская война в России Белая эмиграция Коллективизация Политические репрессии в СССР Вторая мировая война Операция «Барбаросса» Смоленская декларация Пражский манифест Комитет освобождения народов России «Апрельский ветер» Пражское восстание Репатриация (Выдача казаков)

Персоналии

А. А. Власов В. Ф. Малышкин К. П. Воскобойник Б. В. Каминский П. Н. Краснов А. Г. Шкуро К. Г. Кромиади С. К. Буняченко Г. А. Зверев М. М. Шаповалов В. И. Мальцев Б. А. Штейфон А. В. Туркул Т. Н. Доманов Ф. И. Трухин М. А. Меандров В. К. Штрик-Штрикфельдт Султан-Гирей Клыч

Вооружённые формирования

РОА РОНА Казачий стан ВВС КОНР 15-й казачий кавалерийский корпус СС 30-я гренадерская дивизия СС (2-я русская) 30-я гренадерская дивизия СС (1-я белорусская) Дивизия «Руссланд» Русский корпус Хиви Боевой союз русских националистов 1-я русская национальная бригада СС «Дружина» Русская национальная народная армия Добровольческий полк СС «Варяг» Русский отряд 9-й армии вермахта

Национальные образования

Локотское самоуправление Республика Зуева

Организации

Русская национально-трудовая партия


Андре́й Григо́рьевич Шкуро́ (фамилия при рождении — Шку́ра[1][2]; 7 (19) января 1887 года[3], станица Пашковская — 16 января 1947 года, Москва) — русский военный деятель, кубанский казак, офицер, генерал-лейтенант, группенфюрер СС. Участник Первой мировой и Гражданской войн. Во время Второй мировой войны занимался подготовкой резерва для 15-го казачьего корпуса фон Паннвица. Кавалер орденов Святой Анны и Святого Станислава; обладатель Георгиевского оружия. После выдачи СССР был приговорён к смертной казни через повешение. Казнён в Москве.





Происхождение. Образование. Довоенная служба

Родился 7 января (19 января по новому стилю) 1887 года в станице Пашковской под Екатеринодаром в семье казака-подъесаула с характерной для потомков запорожцев фамилией[4]— Шку́ра. По воспоминаниям бывшего представителя Кубанского Краевого правительства Скобцева, в ноябре 1917 года войсковой старшина Шкура подал в правительство прошение о смене фамилии на «Шкуранский», которое было удовлетворено[5]. Тем не менее известно, что в 1918 году его фамилия произносилась как «Шкура», а в 1919 — уже как «Шкуро»[6].

Получил военное образование, окончив в 1907 году 3-й Московский кадетский корпус, и был зачислен в казачью сотню Николаевского кавалерийского училища в Санкт-Петербурге. В мае 1907 года был выпущен из училища в 1-й Уманский казачий полк Кубанского казачьего войска со стоянкой в крепости Карс. Принял участие в экспедиции против банд на территории Персии в составе конного корпуса генерала H. H. Баратова. Получил первую награду — орден Святого Станислава 3-й степени.

В 1908 году был переведён в 1-й Екатеринодарский казачий кошевого атамана Захара Чепеги полк, во время службы в котором женился[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

Первая мировая война

Первая мировая война началась, когда А. Г. Шкуро в чине сотника находился на льготе и был в Восточной Сибири. Он не успел к мобилизации и, когда вернулся домой на Кубань, его 1-й Екатеринодарский полк уже ушёл на фронт. Поэтому Шкуро был зачислен командиром взвода в 3-й Хопёрский полк. Полк в составе 3-го Кавказского армейского корпуса участвовал в тяжёлых боях на Юго-Западном фронте в Галиции. Шкуро был несколько раз ранен, за храбрость и умелое командование взводом в Галицийской битве был награждён орденом Святой Анны 4-й степени[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

В мае 1915 года А. Г. Шкуро награждается Георгиевским оружием. В своих воспоминаниях он написал, что был награждён за то, что в начале ноября 1914 года в боях под Радомом вместе с донцами захватил в плен большое количество австрийцев, а также орудия, пулемёты[8]. При этом в высочайшем приказе от 5 мая 1915 года говорится, что он в ноябре 1914 года, подвергая свою жизнь явной опасности, установил и всё время поддерживал постоянную связь между дивизиями на фронте[9].

В 1915 году «за отличие в делах» Шкуро произведён в есаулы. Излечившись от очередного ранения и пользуясь затишьем на фронте, предлагает командованию проект формирования отряда специального назначения[7][неавторитетный источник? 3178 дней]. Получив одобрение, Шкуро в декабре 1915 — январе 1916 годов из казаков-кубанцев организует «Кубанский конный отряд особого назначения», который оперирует в тылу противника на Западном фронте, в Минской губернии, и в районе Южных Карпат: рейды, уничтожение мостов, артиллерийских складов, обозов[10].

Чёрное знамя Кубанского конного отряда особого назначения с изображением волчьей головы, шапки из волчьего меха, боевой клич, подражающий волчьему вою, породили неофициальное название отряда Шкуро — «волчья сотня»[7][неавторитетный источник? 3178 дней]. Отряд получил на фронте широкую известность. Немцы оценили голову Шкуро в 60 тысяч рублей[11]. Не любивший Шкуро барон П. Н. Врангель оценивал действия этого отряда негативно[12]:
Полковника Шкуро я знал по работе его в Лесистых Карпатах во главе «партизанского отряда». <…> За немногими исключениями туда шли главным образом худшие элементы офицерства, тяготившиеся почему-то службой в родных частях. Отряд полковника Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе XVIII корпуса, в состав которого входила и моя Уссурийская дивизия, большей частью болтался в тылу, пьянствовал и грабил, пока, наконец, по настоянию командира корпуса Крымова, не был отозван с участка корпуса.

Сначала отряд Шкуро находился в Кишинёве под командованием генерала графа Ф. А. Келлера. Отряд проводил набеги на тылы германских войск на Румынском фронте. После февральской революции Шкуро был переведён на Кавказский фронт для участия в боевых действиях против турецких войск. Позже служил в Персии в конном корпусе генерала Баратова, перевёлся на Северный Кавказ. Здесь он был ранен, затем арестован. Однако ему удалось освободиться и с отрядом в 80 человек бежать на Кубань[13].

Гражданская война

В декабре 1917 года Шкуро был ранен в стычке с неизвестными, после чего долго лечился в госпитале. С мая 1918 года вступил в борьбу с большевиками. Природная лихость, склонность к авантюризму и нестандартным решениям выдвинули его в первый ряд военачальников Гражданской войны[14].

Шкуро организовал партизанский отряд в районе Кисловодска, где в то время жила его семья. В мае-июне 1918 года отряд совершал налёты на занимаемые красными Ставрополь, Ессентуки и Кисловодск. В июне 1918 года отряд Шкуро занял Ставрополь, где соединился с подошедшей Добровольческой армией генерала Деникина[15]. В ноябре 1918 года Шкуро участвовал в деятельности Кубанской Рады. Придерживался великодержавных взглядов и был настроен против сепаратистов-самостийцев, выступающих за автономию Кубани[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

В конце 1918 — начале 1919 годов участвовал в боях на Кавказе: его войска осенью 1918 года заняли станицу Баталпашинскую, 29 декабря 1918 года заняли Ессентуки, 5 января 1919 года — Кисловодск[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

9 (22) ноября 1918 года Шкуро был назначен начальником Кавказской конной (в ноябре — 1-я Кавказская казачья) дивизии, развёрнутой из Кубанской Партизанской отдельной бригады; 30 ноября (13 декабря) за боевые отличия был произведён в генерал-майоры. В декабре награждён Кубанской Радой крестом Спасения Кубани 1-й степени. В конце 1918 — начале 1919 года по ходатайству станиц Кардоникской, Беломечетинской Баталпашинского отдела, Николаевской Лабинского отдела и Бекешевской Баталпашинского отдела Шкуро был утверждён в звании «почётного старика» этих станиц[16].

Набрав в Кисловодске специалистов и техники, Шкуро организовал в Баталпашинске производство снарядов, патронов, сукна, кожаных сапог, бурок и шуб для Белой армии. В Зеленчуке по его же приказу началось строительство лесопильного завода для восстановления разрушенных станиц[17]. Позже его войска вынуждены были отступить из Кисловодска, им удалось вывезти многих представителей дворянства в том числе князей Голицыных, Волконских, Оболенских, графов Воронцовых-Дашковых, Бенкендорфа, Мусина-Пушкина, промышленников Нобеля, Гукасова, Манташева, Рябушинского, застрявших на курорте[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

На Кубани Шкуро сформировал новый отряд. Генерал Слащёв, служивший в то время начальником штаба у Шкуро, впоследствии этот эпизод описывал следующим образом: «Советская власть закрыла базары и стала отбирать излишки продуктов, и совершилось „чудо“. Идея „отечества“, не находившая до этого отклика в массах, вдруг стала понятна… настолько, что организации отрядов не приходилось уже агитировать, а станицы сами присылали за офицерами и выступали „конно, людно и оружно“». В течение месяца Шкуро сумел организовать в Баталпашинском отделе отряд численностью около 5 тыс. человек[18].

В феврале 1919 года Шкуро вступил в командование группой войск 1-го армейского корпуса Кавказской Добровольческой армии[19]. Прибывшие на Дон кубанские части Шкуро оказали большую поддержку донцам. Предварительным отступлением он отрезал от дивизии Красной армии, состоящей из трёх полков, обозы, утром атаковал в конном строю большевистские части, взял пять тысяч пленных. Затем ночью атаковал Горловку, взорвал железнодорожные мосты к северу от неё и захватил два бронепоезда[20].

При взятии Иловайской, по его собственным воспоминаниям, захватил в плен 1500 красноармейцев[21] и наголову разбил конную группу Махно. За всё это, по представлении командующего Добровольческой армии генерала Юзефовича, 32-летний Шкуро был произведён в чин генерал-лейтенанта и утверждён командующим конным корпусом, состоящим из двух дивизий[7][неавторитетный источник? 3178 дней]. Весной — летом 1919 года корпус Шкуро участвовал в боях на Украине, за Харьков, Екатеринослав. 2 июля 1919 года за действия, совершенные им вместе с английскими войсками, король Георг V наградил его орденом Бани. В конце лета 1919 года в ресторане харьковской гостиницы «Метрополь», напротив которой находилась штаб-квартира Командующего Добрармией, Шкуро (вместе с командующим Май-Маевским) устроил банкет по случаю присвоения ему звания генерал-лейтенанта. На банкете пела Надежда Плевицкая[22].

Во время Московского похода 3-й Кубанский корпус Шкуро получил задачу занять Воронеж, что казаки успешно сделали 17 сентября 1919 года, взяв 13 000 пленных и много вооружения[23]. Однако в октябре красные части начали масштабное наступление на Воронеж на нескольких участках фронта, и 11 октября Шкуро и Мамонтов оставили город под натиском конницы Будённого, и начали отступать на юг. В казачьих частях началось разложение, бойцы отказывались воевать и стремились уйти в родные станицы на Кубань. К началу ноября численность Кавказской дивизии Шкуро сократилась до 500 человек[24]. Корпус Шкуро отступал до Новороссийска. Во время «Новороссийской катастрофы» для него, как и для многих других частей Вооружённых сил Юга России, не хватило места на кораблях. Поэтому корпус Шкуро отошёл на Туапсе и далее, на Сочи. Оттуда отдельными отрядами был перевезён в Крым. Как единый корпус существовать перестал[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

В начале 1920 года оставшемуся не у дел Шкуро поручили формирование новой Кубанской армии, однако эти части были переданы генералу Улагаю, а сам Шкуро из-за ряда военных неудач был уволен из армии генералом Врангелем. Уже в мае 1920 года он оказался в эмиграции[25].

Эмиграция

В эмиграции жил сначала в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, затем в Париже. В 1920-е годы жил в Берлине на Курфюрстенштрассе 119. Работал наездником в цирке[26], снимался в немом кино[27].

…Однажды в Ницце ко мне подошёл во время работы невысокого роста человек, одетый в турецкий костюм и чалму (снималась картина «Тысяча и одна ночь»)[28].

— Узнаете меня? — спросил он.

Если бы это был даже мой родной брат, то, конечно, в таком наряде я бы все равно его не узнал.

— Нет, простите.

— Я Шкуро. Генерал Шкуро. Помните?…

<…> Экзотический грим восточного вельможи скрывал выражение моего лица.

— Надо уметь проигрывать тоже!… — точно оправдываясь протянул он, глядя куда-то в пространство.

Свисток режиссёра прервал наш разговор. Я резко повернулся и пошёл на «плато». Белым мертвым светом вспыхнули осветительные лампы, почти невидные при свете солнца… Смуглые рабы уже несли меня на носилках.

«Из премьеров — в статисты! — подумал я. — Из грозных генералов — в бутафорские солдатики кино!… Воистину — судьба играет человеком».

Александр Вертинский. Дорогой длинною… — Москва: Правда, 1990 г. — 576 стр. ISBN 5-253-00063-1

Вторая мировая война

В годы Второй мировой войны Шкуро вместе с бывшим донским атаманом Красновым принял сторону Германии.

Хоть с чёртом против большевиков.

А. Г. Шкуро[29]

В 1944 году специальным указом Гиммлера Шкуро был назначен начальником Резерва казачьих войск при Главном штабе войск СС[30], зачислен на службу как группенфюрер СС и генерал-лейтенант войск СС с правом ношения немецкой генеральской формы и получением содержания по этому чину[16]. Шкуро готовил казаков для 15 казачьего кавалерийского корпуса. Подготовленные Шкуро казаки боролись с партизанами в Югославии. Сам Шкуро не принимал личного участия в боевых действиях Второй мировой войны. В марте 1945 года, во время отступления казачьих частей, пытаясь поднять падающий моральный дух казаков, Шкуро предпринял попытку создать особую боевую группу «Волчий отряд» из двух тысяч человек под командованием полковника Кравченко. Однако этот план не был реализован[7][неавторитетный источник? 3178 дней].

В 1945 году, согласно решениям Ялтинской конференции, англичане интернировали Шкуро и других казаков на территории Австрии, а затем выдали их Советскому Союзу[31].

Решением Военной коллегии Верховного суда СССР Шкуро вместе с П. Н. Красновым, С. Н. Красновым, Султан-Гиреем Клычем, Гельмутом фон Паннвицем и Тимофеем Домановым по обвинению в том, что они вели «посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооружённую борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР»[32], был приговорён к смертной казни через повешение. Казнён в Москве 16 января 1947 года[33][34][35][36][37].

В 1997 году общественная организация «За Веру и Отечество!» подала запрос на реабилитацию генералов, сотрудничавших с Германией во время Второй мировой войны и казнённых в СССР. 25 декабря 1997 года Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации признала А. Г. Шкуро и других генералов П. Н. Краснова, С. Н. Краснова, Султан-Гирея Клыча, Т. Н. Доманова обоснованно осуждёнными и не подлежащими реабилитации[38][39].

Награды

Был награждён[7][неавторитетный источник? 3178 дней][40]:

Память

В 1994 году на территории московского храма Всех Святых во Всехсвятском была установлена памятная плита «Генералам Российской императорской армии»[42], среди них значится имя А. Г. Шкуро. В настоящее время на этой плите вместо имен П. Н. Краснова и А. Г. Шкуро были установлены имена генералов Русской Императорской армии П. А. Плеве и Н. М. Ремезова, героев Первой мировой войны.

В пригороде Новороссийска одной из улиц в 2009 году было дано название Андрея Шкуро[43][44]. В феврале 2016 года улица была переименована и названа в честь героя Великой Отечественной войны генерал-лейтенанта Н.Я. Кириченко[45].

Воспоминания А. Г. Шкуро

  • Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана / А. Г. Шкуро. — М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 540 с. — (Военно-историческая библиотека). Тираж 5 000 экз. ISBN 5-17-025710-4 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5-9578-1185-8 (ООО «Транзиткнига»)

Киновоплощения

Напишите отзыв о статье "Шкуро, Андрей Григорьевич"

Примечания

  1. Безотосный В. М. [chron.eduhmao.ru/page_2_7_1p.html Шкуро А.Г.]. Хронограф. Календарь истории России и Ханты-Мансийского автономного округа. Хронограф. Проверено 8 ноября 2014.
  2. Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым, 1920 г.: Мемуары и документы.. — М., 1990.
  3. Шкуро, 2004, Глава 1.
  4. Эварницкій Д. І. Исторія запорожскихъ козаковъ: в 3-хъ т. — СПб.: 1892−1897.;</br>Яворницький Д. І. Історія запорізьких козаків: у 3-х т. / З російської переклав Іван Сварник. — Львів: «Світ», 1990; К.: «Наукова думка», 1991. (укр.);</br>Яворницкий Д. И. История запорожских казаков: в 3 т. — М.; [www.cossackdom.com/book/bookyvor/ К.: «Наукова думка»], 1990. (рус.).// Т. 1., Гл. «Состав, основание и число славного Запорожского Низового товариства»
  5. Елисеев Ф. И. [www.dk1868.ru/history/s_korn_konn4.htm С Корниловским конным]. — М.: АСТ, Астрель, 2003. — 688 с. — ISBN 5-17-017157-9.
  6. Цветков, 2006, с. 242.
  7. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Елена Широкова [www.hrono.info/biograf/bio_sh/shkuro_srkv.php Шкуро.] // Суждения. Исторический журнал. — 2011. — № 41.
  8. Шкуро, 2004, Гл ава 2.
  9. Приложение к журналу «Разведчик», № 1287, 7 июля 1915 г., стр. 688
  10. Денис Шульгатый. [ngkub.ru/news/desyatka Десять имен Кубани]. «Новая газета Кубани» (6 августа 2014). Проверено 26 ноября 2014.
  11. Цветков, 2006, с. 246—247.
  12. Врангель П. Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. — Минск, 2003. Т. 1. — С. 109
  13. Шкуро, 2004, Главы 6, 9.
  14. Врангель П. Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. — Минск, 2003. Т. 1.
  15. Коваль Р. [ukrlife.org/main/kubann/1shkuro.htm Нариси з історії Кубані. Партизанський генерал Андрій Шкуро]  (укр.)
  16. 1 2 Шкуро, 2004, Дерябин А. И. Крестный путь казака Андрея Шкуро.
  17. Н. Князева, «В такой войне не бывает героев», газета «День республики» № 177 от 25.09.2008.
  18. Шкуро, 2004, Глава 18.
  19. Цветков, 2006, с. 259.
  20. Шкуро, 2004, Глава 20.
  21. Шкуро, 2004, Глава 21.
  22. Макаров П.В. Адъютант Его Превосходительства: кто он? — М.: Российский Raritet, 1992. — 96 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-7034-0005-8.
  23. Цветков, 2006, с. 263.
  24. Цветков, 2006, с. 266.
  25. Цветков, В. Ж. Генерал-лейтенант А. К. Шкуро // Белое движение. Исторические портреты / А. С. Кручинин. — АСТ Астрель, 2006. — 446 с. — ISBN 5-17-025887-9.
  26. Александр Карасёв. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2010/4/re9.html Завещание поручика Куприна] // Новый мир. 2010. № 4.
  27. Волков С. В. [swolkov.org/tro/index.htm Трагедия русского офицерства. — М., 1999. — 382 с.]
  28. Вертинский неточен: речь, очевидно, идёт о картине «Тысяча и вторая ночь» (1933) режиссёра А. А. Волкова
  29. [www.apn.ru/publications/print25211.htm Эдуард Бурда. Казаки эмигранты первой волны 20-40-е годы: жизнь на чужбине // АПН. 28.10.2011.]
  30. Шамбаров В. Г. Государство и революции.. — М.: Алгоритм, 2001. — 592 с.
  31. [www.fff.org/freedom/0495a.asp Jacob G. Hornberger Repatriation — The Dark Side of World War II]. [www.webcitation.org/65UKb5qV7 Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  32. «Правда», 1947, 17 января
  33. [www.cossackdom.com/enciclopedic/sh.htm Шкуро, Андрей Григорьевич / Казачий словарь-справочник. Калифорния, 1950-е.]
  34. Николай Рутыч. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. Материалы к истории Белого движения. — М.: АСТ, 2002. — 200 с. — ISBN 5-17-014831-3.
  35. Валерий Клавинг. Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. — М.: АСТ, 2003. — 326 с. — ISBN 5-17-019260-6.
  36. [www.hrono.ru/biograf/bio_sh/shkuro.html Андрей Григорьевич Шкуро] на [hrono.ru u]
  37. [pohodd.ru/gal/v/Voennyj_albom/kazaki_kallobracionisty/shuro.jpg.html Фотография Андрея Григорьевича Шкуро в Юденбурге, 1945 г., выданного советским солдатам.]
  38. Смирнов А. А. Казачьи атаманы. — СПб., 2002. — С. 539.
  39. Центральный архив ФСБ РФ. Следственное дело Н-18768 в отношении Краснова П. Н., Шкуро А. Г. и др.
  40. Шкуро, 2004, Глава 2.
  41. Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769—1920. Биобиблиографический справочник / Отв. составитель В. М. Шабанов. Федеральное архивное агентство. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). — М.: Русскiй мiръ, 2004. — 928 с. — ISBN 5-89577-059-2.
  42. Елена Лебедева. [www.pravoslavie.ru/jurnal/060616130331.htm Храм Всех Святых в селе Всехсвятском]. Православие.Ru. Проверено 25 июля 2010. [www.webcitation.org/619y70vV5 Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  43. [novorab.ru/ArticleSection/Details/13959 Публикации | Неизвестный НОВОРОССИЙСК | Куда ведет улица Шкуро?]
  44. <mapdata.ru/krasnodarskiy-krai/novorossiysk/selo-cemdolina/ulica-generala-andreya-shkuro
  45. [www.nnvrsk.ru/news.php?readmore=1998 Наш Новороссийск - городская газета - Новости: ГЕНЕРАЛА ШКУРО ВЫГНАЛИ С УЛИЦЫ]. www.nnvrsk.ru. Проверено 23 февраля 2016.

Литература

  • Колпакиди А., Север А. Спецназ ГРУ. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — С. 96-98. — 864 с. — ISBN 978-5-699-28983-7.
  • Цветков, В. Ж. Генерал-лейтенант А. К. Шкуро // Белое движение. Исторические портреты / А. С. Кручинин. — АСТ Астрель, 2006. — 446 с. — ISBN 5-17-025887-9.
  • Неотвратимое возмездие / Под ред. С. С. Максимова и М. Е. Карышева. — М.: Воениздат, 1979. — 294 с.
  • Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана / А. Г. Шкуро. — М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 540 с. — (Военно-историческая библиотека). Тираж 5 000 экз. ISBN 5-17-025710-4 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5-9578-1185-8 (ООО «Транзиткнига»)
  • Шкуро Андрей Григорьевич — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Шкуро, Андрей Григорьевич

Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.