Шлабрендорф, Фабиан фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фабиан фон Шлабрендорф
Fabian von Schlabrendorff
Род деятельности:

военный (обер-лейтенант резерва), юрист

Дата рождения:

1 июля 1907(1907-07-01)

Место рождения:

Галле (Саксония-Анхальт)

Гражданство:

Германия Германия

Дата смерти:

3 сентября 1980(1980-09-03) (73 года)

Место смерти:

Висбаден

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фабиан фон Шлабрендорф (нем. Fabian von Schlabrendorff, 1 июля 1907, Галле3 сентября 1980, Висбаден) — немецкий военный и юрист, участник заговора 20 июля.



Биография

Шлабрендорф получил образование юриста, а позднее вступил в вермахт, оставаясь при этом убеждённым противником нацизма. Он стал адъютантом генерала фон Трескова, одного из лидеров заговора ряда высокопоставленных военных против Адольфа Гитлера, и выступал связующим звеном между штабом фон Трескова и лидерами заговора в Берлине Беком и Гёрделером[1]. 13 марта 1943 года, когда Гитлер прилетал на совещание в Смоленск, Шлабрендорф передал офицеру Брандту, летевшему вместе с Гитлером, две бомбы замедленного действия, замаскированные под бутылки коньяка. Когда из-за дефекта детонатора бомбы не взорвались, Шлабрендорф приехал к Брандту с двумя другими бутылками и забрал бомбы, пояснив, что сначала по ошибке передал не те бутылки[2].

После провала заговора Шлабрендорф был арестован и 21 декабря 1944 года предстал перед Народной судебной палатой. Из-за большой загрузки слушание его дела было перенесено на 3 февраля, но в этот день случился авианалёт, одна бомба попала в здание суда, и упавшей балкой был убит председатель Народной судебной палаты Роланд Фрейслер. На новом заседании в марте Шлабрендорф заявил, что подвергался пыткам. Он был освобождён, снова арестован через несколько дней и приговорён к смертной казни. Шлабрендорф содержался в нескольких концентрационных лагерях, затем вместе с рядом высокопоставленных заключённых был эвакуирован в Тироль, где их освободили американские войска незадолго до предполагаемой казни[3].

После войны Шлабрендорф успешно занимался юриспруденцией. С 1967 по 1975 год он был одним из членов Конституционного суда ФРГ[4]. Он также выпустил книгу воспоминаний о заговоре 20 июля «Offiziere gegen Hitler».

Напишите отзыв о статье "Шлабрендорф, Фабиан фон"

Примечания

  1. Hoffmann, P. [books.google.ru/books?id=z1BEtAvGn5IC&pg=PA13&pg=PA527 The history of the German resistance, 1933-1945]. — McGill-Queen's Press - MQUP, 1996. — P. 527. — 853 p. — ISBN McGill-Queen's Press - MQUP.
  2. Ширер, У. Взлёт и падение Третьего рейха = The Rise and Fall of the Third Reich. — М.: Захаров, 2009. — Т. 2. — С. 525—527. — ISBN 978-5-8159-0922-9.
  3. Hoffmann, P. [books.google.ru/books?id=z1BEtAvGn5IC&pg=PA13&pg=PA271 The history of the German resistance, 1933-1945]. — McGill-Queen's Press - MQUP, 1996. — P. 271. — 853 p. — ISBN McGill-Queen's Press - MQUP.
  4. Kommers, Donald P. [www.germanlawjournal.com/article.php?id=19 An Introduction to the Federal Constitutional Court] // German Law Journal. — 2001. — Т. 2, вып. 9.

Отрывок, характеризующий Шлабрендорф, Фабиан фон

– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!