Шлаим, Ави

Ави Шлаим (Шлайм)
Род деятельности:	Историк (группа «новые историки»)
Дата рождения:	31 октября 1945(1945-10-31) (78 лет)
Место рождения:	Багдад
Гражданство:	Израиль, Великобритания

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ави Шлаим (Шлайм) (англ.  Avi Shlaim) (31 октября 1945 Багдад, Ирак) — британский историк, профессор международных отношений в Оксфордском университете и член Британской Академии.

Шлаим особенно хорошо известен как исследователь истории арабо-израильского конфликта. Он — один из новых историков, группы израильских исследователей, которые занимаются критическим пересмотром истории сионизма и Израиля.

Биография

Шлаим родился в 1945 году в Багдаде (Ирак) в богатой еврейской семье, его отец был крупным бизнесменом и занимался импортом строительных материалов, имел связи в иракском правительстве. Отец был так же главным переводчиком британской армии в Ираке в ходе второй мировой войны. Братья и мать Шлаима так же служили переводчиками и получили за это британское гражданство. Семья была мало религиозной и не интересовалась сионистским движением.

В 1948 году в связи с войной между Израилем и арабскими странами, обстановка в Ираке обострилась. В 1950 году отец Шлаима решает покинуть Ирак и в результате теряет свой дом и бизнес общей стоимостью в полмиллиона фунтов стерлингов по ценам того времени.

Семья переехала из Багдада в Израиль и поселилась в Рамат-Гане. Отец Шлаима пытается заняться бизнесом в Израиле, но неудачно, он прогорает и становиться безработным. Матери приходиться устроиться на работу телефонисткой. По словам Шлаима, в школе он подвергался некоторой дискриминации как выходец из восточных стран со стороны евреев — ашкеназов.

В возрасте 16 лет Шлаим отправляется в Англию, куда до этого эмигрировали его старшие братья, где он обучается в еврейской школе. В середине 60-х Шлаим возвращается в Израиль, где проходит службу в израильской армии. В 1966 году он вновь уезжает в Англию, где изучает историю в Кембридже и получает там степень бакалавра. В 1970 он получает степень магистра по международным отношениям, а затем степень Ph.D в университете Ридинга.

В дальнейшем Шлаим преподаёт в университете Ридинга международные отношения, специализируясь на европейских вопросах. Его научный интерес к истории Израиля начался в 1982 году, когда были открыты для исследований израильские государственные архивы, касающиеся арабо-израильской войны 1948 года. Шлаим приехал в том году в Израиль с целью изучения вопроса влияния Армии Обороны Израиля на израильскую внешнюю политику. Он просиживает целые дни в израильских архивах. По поводу своих открытий в архивах он сказал:

У меня были знания, полученные в детстве и я верил в чистоту израильского оружия, я верил — что Израиль был жертвой. Я обнаружил документы, которые показали мне другие вещи…..Я знал что в любой стране есть разница между риторикой и реальными действиями, но я не знаю не одной другой страны, где эта разница настолько велика, как в Израиле

Оригинальный текст (англ.)  

I had the knowledge acquired in childhood, and I believed in Israel's purity of arms, I believed that Israel was the victim. I discovered documents that showed me other things.....I knew that in every country there's a gap between rhetoric and practice, but I don't know of any country where the gap is as great as in Israel.

С 1986 года Шлаим преподаёт международные отношения в Оксфорде. В 2006 году он избран действительным членом Британской Академии .

Ави Шлаим является регулярным автором газеты Гардиан. В 2009 году он, совместно с другими деятелями науки и искусства, подписал открытое письмо в этой газете, в котором в резких выражениях осуждалось израильское вторжение в сектор Газа.

Книга «Железная Стена»

В книге Шлаима «Железная Стена», вышедшей в 2001 году, рассматривается взаимоотношения Израиля и его арабских соседей с момента образования государства. Книга получила название по знаменитому выражению лидера сионистов-ревизионистов Зеева Жаботинского, который считал, что добровольное соглашение с арабами не возможно и колонизация Палестины евреями должно развиваться, под защитой силы, независимой от местного населения, которая была бы «железной стеной» и которую туземное население не смогло бы сломить.

Согласно Шлаиму, сионистское движение и государство Израиль приняло эту идею Жаботинского, то есть главной задачей было «создать факты на местности», и следовательно не было никакого смысла вступать с арабами в переговоры. Однако, считает Шлаим, была забыта идея Жаботинского о том, что как только арабы смиряться с «железной стеной», будет возможно говорить с ними о взаимных уступках.

Шлаим пишет о том, что в первые годы государства все арабские соседи Израиля пытались достичь с ним мирного договора, и даже президент Египта Насер не оставлял таких попыток. Но все эти предложения о мире отвергались Израилем. Лидеры Израиля (за исключением Моше Шарета, выступающего за переговоры с арабами), согласно Шлаиму, мечтали о территориальных расширениях и завоеваниях. Согласно Шлаиму и после Шестидневной войны король Иордании Хуссейн выступал за мирное решение, предлагая мир в обмен на территории, но оно было отвергнуто израильским правительством. По мнению Шлаима, подобной политики придерживался и Ариэль Шарон, который «не верил, что ситуация может быть решена мирными средствами» и который всегда был «мастером насильственных решений» .

Взгляды

Шлаим пишет, что создание государства Израиль в 1948 году включало в себя грандиозную несправедливость в отношение палестинцев. В то же время о заявляет, что никогда не ставил под сомнение легитимность государства Израиль в границах 1967 года.

Однако, он категорически отрицает «сионистский колониальный проект за пределами зелёной черты» и считает, что израильская оккупация Западного берега и сектора Газы имеет очень мало связи с вопросами безопасности, но зато в большой мере связана с территориальным экспансионизмом и имело целью создание Великого Израиля. Результатом этого стала «наиболее продолжительная и жестокая оккупация в новейшее время».

По его мнению еврейские поселения на оккупированных территория «аморальны, незаконны и являются непреодолимым препятствие для заключения мира». Он пишет, что Израиль стал в последние десятки лет благодаря своей политике «государством-мошенником», поскольку постоянно игнорирует международные законы и «практикует терроризм — использует насилие против гражданских лиц в политических целях» .

Критика

Израильские профессора Йосеф Хеллер и Иегошуа Порат (англ.) в своей статье «Слова лжи и ненависти» пишут о том, что Шлаим вводит своих читателей в заблуждения аргументами о том, что «Израиль упустил шанс заключения мира, в то время как арабы исключительно стремились к миру», полностью игнорируя такие основные факты из истории Арабо-израильского конфликта, как бескомпромиссное требование арабов о «праве на возвращении», не говоря уже о бесчисленных выступлениях и статьях, призывавших к уничтожению Израиля. Они считают, что все дипломатические инициативы, о которых пишет Шлаим, не имеют какого-либо значения на фоне стремления к уничтожению Израиля, и что Шлаим не может своей риторикой отменить этот факт. Кроме того, они называют ложью утверждение Шлаима об ограничениях академической свободы в Израиле в освещении Арабо-израильского конфликта и обвиняют его в стремлении к «диффамации Израиля».

Бенни Моррис, один из «новых историков», рассматривая подход Шлаима к различным аспектам Арабо-израильского конфликта, считает его односторонним и некорректным, извращающим и искажающим историю конфликта.

Как пишет Ави Бекер (англ.), оглавления и индексы книги «новых историков» полностью игнорируют исторический контекст. «Арабского и исламского антисемитизма (как бы) не существует. Если кто-то прочтет книги Илана Паппе или Ави Шлаима об (Арабо-израильском) конфликте, он может подумать, что джихад был изобретен 11 сентября 2001 года».

Частичная библиография

• Israel and Palestine: Reappraisals, Revisions, Refutations. — Verso, 2009. — 392 с. — ISBN 978-1844673667.
• The War for Palestine: Rewriting the History of 1948. — Cambridge University Press, 2007. — 310 с. — ISBN 978-0521699341.
• Lion of Jordan: The Life of King Hussein in War and Peace. — Vintage, 2009. — 768 с. — ISBN 978-1400078288.
• The Iron Wall: Israel and the Arab World. — W. W. Norton & Company, 2001. — 704 с. — ISBN 978-0393321128.
• War and Peace in the Middle East: A Concise History, Revised and Updated. — Penguin, 1995. — 160 с. — ISBN 978-0140245646.
• Collusion Across the Jordan: King Abdullah, the Zionist Movement, and the Partition of Palestine. — Columbia Univ Press, 1988. — 676 с. — ISBN 978-0231068383.

Ссылки

• [ontology.buffalo.edu/smith/courses01/rrtw/Shapira.htm THE FAILURE OF ISRAEL’S «NEW HISTORIANS» TO EXPLAIN WAR AND PEACE. The Past Is Not a Foreign Country. by Anita Shapira, Post date 12.01.00 | Issue Date 11.29.99]

Отрывок, характеризующий Шлаим, Ави

В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.