Шлёгль, Герман
Поделись знанием:
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
(перенаправлено с «Шлегль, Герман»)
| Герман Шлёгль |
Герман Александр Шлёгль (нем. Hermann Alexander Schlögl; род. 1932, Ландсхут) — немецкий актёр и египтолог. Признанный специалист по амарнскому периоду.[1]
Содержание
Биография
Герман А. Шлёгль — сын политика Алоиса Шлёгля, члена ХСС. Окончив мюнхенскую гимназию имени Максимилиана, изучал театро- и литературоведение в Мюнхенском университете, а также обучался на актёрских курсах. Служил актёром в Ульмском городском театре и Цюрихском драматическом театре, снимался на телевидении. В Цюрихе изучал египтологию, археологию и историю Древнего мира и получил диплом Базельского университета. Руководил художественной выставкой «Подарок Нила» Швейцарского объединения банков, которая демонстрировалась в течение двух лет в нескольких швейцарских музеях. В 1979 году защитил докторскую диссертацию, в 1980—2000 годах преподавал во Фрибургском университете. Автор нескольких научных работ. Проживает во Фрайбурге.
Публикации
- Echnaton — Tutanchamun. Fakten und Texte. Harrassowitz, Wiesbaden 1983, ISBN 3-447-02337-6.
- Amenophis IV. Echnaton. Mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten (= Rowohlts Monographien. Bd. 350 Rororo Bildmonographien). Rowohlt Taschenbuch-Verlag, Reinbek bei Hamburg 1986, ISBN 3-499-50350-6.
- mit Andreas Brodbeck: Altägyptische Totenfiguren aus öffentlichen und privaten Sammlungen der Schweiz (= Orbis Biblicus et Orientalis. Series Archaeologica. Bd. 7). Universitäts-Verlag u. a., Freiburg (Schweiz) u. a. 1990, ISBN 3-525-53657-7.
- Uschebti. Arbeiter im Ägyptischen Totenreich. Harrassowitz, Wiesbaden 1993, ISBN 3-447-03357-6.
- Ramses II. Mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten (= Rowohlts Monographien. Bd. 425 Rororo Bildmonographien). Rowohlt Taschenbuch-Verlag, Reinbek bei Hamburg 1993, ISBN 3-499-50425-1.
- als Herausgeber: Gärten der Liebe. Lyrik aus der Zeit der Pharaonen. Artemis und Winkler, Düsseldorf u. a. 2000, ISBN 3-538-07106-3.
- Corpus der ägyptischen Totenfiguren der öffentlichen Sammlungen Krakaus. Uniwersytet Jagielloński u. a., Krakau u. a. 2000, ISBN 83-7188-275-0.
- Der Teufel hole die Kunst. Briefe von Lesser Ury an einen Freund. Gebr. Mann, Berlin 2000, ISBN 3-7861-2363-2.
- Das alte Ägypten (= Beck’sche Reihe 2305 C. H. Beck Wissen). Beck, München 2003, ISBN 3-406-48005-5.
- Das thebanische Grab Nr. 136 und der Beginn der Amarna-Zeit. Harrassowitz, Wiesbaden 2005, ISBN 3-447-05132-9.
- Egipskie figurki grobowe. = Die ägyptischen Totenfiguren (= Katalog zbiorów Muzeum Narodowego w Poznaniu. Bd. 10). Muzeum Narodowe, Posen 2006, ISBN 83-89053-37-3.
- Die Weisheit Ägyptens (= dtv. 34455 = Kleine Bibliothek der Weltweisheit. Bd. 17). Ausgewählt, übersetzt und mit einem Nachwort versehen. Deutscher Taschenbuch-Verlag u. a., München u. a. 2007, ISBN 978-3-423-34455-5.
- Echnaton (= Beck’sche Reihe 2441 C. H. Beck Wissen). Beck, München 2008, ISBN 978-3-406-56241-9.
- Nofretete. Die Wahrheit über die schöne Königin. Beck, München 2012, ISBN 978-3-406-63725-4.
Напишите отзыв о статье "Шлёгль, Герман"
Примечания
- ↑ [www.chbeck.de/trefferliste.aspx?action=author&author=12487 Издательство C.H. Beck]
Ссылки
- Герман А. Шлёгль (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.welt.de/kultur/history/article108853511/Nofretete-die-Revolutionaerin-hinter-Pharaos-Thron.html «Нефертити, революционерка за троном фараона» (нем.)]
Отрывок, характеризующий Шлёгль, Герман
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
