Шлайден, Рудольф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шлейден, Рудольф»)
Перейти к: навигация, поиск

Рудольф Шлейден (22 июля 1815, Гут Ашеберг — 25 февраля 1895, Фрайбург) — немецкий политический деятель, двоюродный брат ботаника Шлейдена.

Родом из Голштинии; по окончании юридического факультета служил в Дании, в 1848 году покинул её и предоставил себя в распоряжение временного правительства Шлезвига и Голштинии, которое послало его своим уполномоченным в Берлин; там он представлял временное правительство с марта по декабрь 1848 года с перерывом с конца марта по май, когда он, как представитель герцогств Шлезвига и Голштинии, заседал во Франкфурте-на-Майне в «предварительном парламенте», потом в «комитете 50».

В декабре 1848 года, когда герцогства в силу перемирия были вновь поставлены в зависимость от Дании, он вышел в отставку и, исключённый из амнистии, был вынужден покинуть родину. После странствований по разным государствам Германии он поселился в Бремене, правительством которого в 1853 году был назначен министр-резидентом в Вашингтоне (США); в 1856 году получил должность посланника там же от трёх ганзейских городов; в Вашингтоне он заключил торговый договор между ганзейскими городами и Мексикой.

В 1865 году был переведён в Лондон, в 1866 году вышел в отставку. В 1867 году выбран в Альтоне в учредительный, потом (1867) в северогерманский, а в 1871 году — в германский рейхстаг; на выборах 1874 года должен был уступить место социал-демократу Газенклеверу. В учредительном и северогерманском рейхстаге Шлейден принадлежал к партии шлезвигских имперских конституционалистов, одобрявших включение Шлезвиг-Голштинии в состав Пруссии и Германии и отстаивавших либеральные начала (всеобщее избирательное право) в организации империи; после объединения Германии он был одним из основателей немногочисленной и невлиятельной «либеральной имперской партии», колебавшейся между консерваторами и национал-либералами и после 1874 года растворившейся в «имперской» (Reichspartei) и национал-либеральной партиях.

Основные работы: «Das staatsrechtliche Verhältniss der Herzogtümer Schleswig und Holstein» (анонимно, Гамбург, 1849); «Aktenstücke zur neuesten Schleswig-holsteinschen Geschichte» (анонимно, в 3-х выпусках, Лейпциг, 1851—1852); «Zum Verständniss der deutschen Frage» (анонимно, Штутгарт, 1867); «Reiseerinnerungen aus den Vereinigten Staaten» (Нью-Йорк, 1873); «Zur Frage der Besteuerung des Tabaks» (Лейпциг, 1878); «Die Disciplinar- und Strafgewalt parlamentarischer Versammlungen über ihre Mitglieder» (Берлин, 1879; несмотря на устарелость уже в конце XIX века, сочинение это до сих пор представляет ценность как исторический обзор законоположений, определявших и ограничивававших права депутатов и власть парламентов над депутатами в разных странах; представляет собой попытку найти нормы, которые, не стесняя свободы депутатских речей, которую Шлейден высоко ценил, охраняли бы парламенты от злоупотреблений своими правами со стороны депутатов); «Jugenderinnerungen» и, как продолжение, «Erinnerungen 1841—48» и «Erinnerungen 1848—50 eines Schleswig-Holsteiners» (всего в 4 томах, Висбаден, 1886—93; ценно для истории революционного движения в Шлезвиг-Гольштинии).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Напишите отзыв о статье "Шлайден, Рудольф"



Ссылки

  • [de.wikisource.org/wiki/ADB:Schleiden,_Rudolf Статья в ADB.]
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Шлайден, Рудольф



Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.