Шлик, Мориц
| Мориц Шлик | |
| нем. Friedrich Albert Moritz Schlick | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Направление: | |
| Оказавшие влияние: | |
| Испытавшие влияние: | |
Мориц Шлик (нем. Friedrich Albert Moritz Schlick; 14 апреля 1882, Берлин — 22 июня 1936, Вена) — немецко-австрийский философ, один из лидеров логического позитивизма.
Содержание
Биография
Родился в Берлине в богатой семье. Изучал физику в Берлинском университете. В 1904 году защитил диссертацию по физике под руководством М.Планка. Затем увлёкся философией. С 1911 преподавал в университетах Ростока и Киля.
В 1922 возглавил кафедру философии Венского университета, где в 1924 году организовал Венский кружок, ставший вскоре идейным центром неопозитивизма. Кружок собирался по четвергам на факультете химии. С 1926 был связан с Л.Витгенштейном, который оказал на него существенное влияние. Был приглашен в качестве лектора в Стэнфордский университет и университет Беркли (США).
Смерть
22 июня 1936 в 9:20 утра Шлик застрелен из пистолета своим бывшим аспирантом 33-летним Иоганном Нельбеком[1] на лестнице главного здания Венского университета. Нелбек выпустил в профессора 4 пули, которые попали в грудь. Шлик погиб на месте. Ранее убийца лечился от психического расстройства, однако суд счел его вменяемым и приговорил к 10 годам заключения. Мотивы убийства были неоднозначны. С одной стороны, причиной называлась антиметафизическая установка философии Шлика, которая подрывала моральные ценности. С другой, ревность к студентке Сильвии Боровицке. После аншлюса убийца Шлика был помилован и работал в нефтяной отрасли.
Философия
Свою философскую концепцию Шлик именовал «последовательным эмпиризмом». Он полагал, что проблема познания сущности бытия бессмысленна, ибо предмет философии – не искание истины, но «исследование значения» или, другими словами, "прояснение содержания научных суждений" ("Вопросы этики"). Он подверг критике господствующее в немецких университетах неокантианство за допущение синтетических априорных суждений. Все аналитические суждения тавтологичны, а все синтетические суждения апостериорны (эмпиричны). Единственно опыт является источником нашего познания. В этой позиции Шлика утвердила теория относительности Эйнштейна, которая свела на нет априоризм кантовского пространства. "Физическое пространство является понятийной конструкцией"[2], заявил он. Шлик также разработал проблему верификации как редукции к опыту. Законы природы не могут быть совершенно верифицируемы, поэтому их следует воспринимать как гипотезы. Вместе с тем он интересовался этическими вопросами, трактуя их с эмпирических позиций через различение желания и нежелания.
Сочинения
- «Пространство и время в современной физике» (нем. Raum und Zeit in der gegenwärtigen Physik, 1917),
- «Всеобщая теория познания» (нем. Allgemeine Erkenntnislehre, 1918),
- «[www.intelros.ru/pdf/logos_01_2008/11.pdf Вопросы этики]» (нем. Fragen der Ethik, 1930),
- «Позитивизм и реализм» (нем. Positivismus und Realismus, 1932),
Напишите отзыв о статье "Шлик, Мориц"
Примечания
Ссылки
- [www.classs.ru/persons/writers/schlick.html Мориц Шлик/Morits Schlick]
- [ariom.ru/wiki/MoricShlik Шлик (Schlick) Мориц] / Новейший философский словарь
- [iph.ras.ru/elib/3451.html Шлик] (Новая философская энциклопедия)
- [www.people.su/125479 МОРИЦ ШЛИК: БИОГРАФИЯ]
Отрывок, характеризующий Шлик, Мориц
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
