Шлоссер, Корнелия

Корнелия Шлоссер

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Корнелия Фридерика Кристиана Шлоссер (нем. Cornelia Friederica Christiana Schlosser, урождённая Гёте, нем. Goethe; 7 декабря 1750, Франкфурт-на-Майне — 8 июня 1777, Эммендинген) — сестра Иоганна Вольфганга Гёте.

Биография

Корнелия была вторым ребёнком в семье Катарины Элизабет Текстор и имперского советника Иоганна Каспара Гёте. Её брат Иоганн Вольфганг старше её на 15 месяцев. Брат и сестра воспитывались вместе, что было необычно для того времени, когда девочек готовили к их будущей роли супруги и матери. Уже в три года Корнелия училась читать и писать. В семь лет начались уроки у домашнего учителя вместе с Иоганном Вольфгангом. Корнелия изучала латынь, греческий, французский, английский и итальянский языки, юриспруденцию, географию, математику, каллиграфию, музыку и рисование. Корнелию также обучали фехтованию, верховой езде, этикету и танцам. Свободное время девочки строго ограничивалось, но она интересовалась литературой и общалась с братом, который был для неё главным собеседником в это время.

Несмотря на отличные успехи в учёбе, Корнелия не могла вслед за братом пойти учиться в университет и, когда Иоганн Вольфганг уехал в Лейпциг, осталась дома во Франкфурте. Общение со студентами наложило отпечаток на взгляды Иоганна Вольфганга и изменило его отношение к женскому полу. В своих письмах к Корнелии он наставляет её выполнять свои женские обязанности и учиться ведению хозяйства и кулинарному искусству. Сохранились письма этого периода, которые Корнелия писала на французском языке своей подруге Катарине Фабрициус. Её печалила её второсортность по сравнению с мужчинами, но она не видела альтернативы браку. «Очевидно, я не смогу всегда оставаться девочкой, и противодействовать этому было бы смешно», — писала она.

В это время она была тайно влюблена в юного англичанина, проживавшего во Франкфурте с 1764 года, но уехавшего из города в 1768 году, не простившись с Корнелией. После возвращения брата во Франкфурт Корнелия всячески поддерживала его в работе и убеждала заняться «Гёцом фон Берлихингеном».

Корнелия осталась во Франкфурте и после получения братом должности в Имперском камеральном суде в Вецларе. Она была помолвлена с другом Гёте, юристом Иоганном Георгом Шлоссером. Она надеялась найти в будущем муже сходство с братом и вышла за Шлоссера 1 ноября 1773 года. Иоганн Георг Шлоссер был чиновником высокого ранга в маркграфстве Баден, и молодожёны переехали сначала в Карлсруэ, а затем в Эммендинген.

Поначалу Корнелия была довольна своей ролью жены и писала Каролине Гердер 13 декабря 1773 года: «Все мои надежды, все мои желания не только исполнены, но даже с лихвой перевыполнены. Кого Бог любит, тому он даёт такого мужа». Однако это не было правдой, потому что в это время Иоганн Георг Шлоссер признаётся в письме своему брату: «Её тошнит от моей любви!». О неприятии идеи брака своей сестрой Гёте также упоминал в разговоре с Эккерманом.

Вскоре стало очевидным, что брак был несчастным. Корнелия скучала в провинциальном Эммендингене, где её муж посвятил себя религиозным идеям и государственным реформам. Иоганн Георг Шлоссер считал Корнелию не просто домохозяйкой, обязанной выполнять возложенные на неё обществом обязанности. Он вообще считал женщин подчинёнными существами, для которых вредна любая научная деятельность, с которыми можно только вести лёгкое необременительное общение. Корнелия стала хворать и с трудом справлялась с домашним хозяйством.

Единственной отрадой были встречи с известными знакомыми мужа, бывавшими у Шлоссеров в Эммендингене. Её связывали тёплые отношения с Якобом Михаэлем Рейнхольдом Ленцем, которого её брат передал под их опеку. В нескольких своих стихотворениях Ленц называет Корнелию своей «музой Уранией». Ленц стал крестным отцом второй дочери Шлоссеров, в честь рождения которой он написал стихотворение «Добро пожаловать, маленькая горожанка».

У Корнелии были очень тяжёлые роды своей первой дочери Марии Анны Луизы 28 октября 1774 года, она находилась между жизнью и смертью и поправлялась очень долго, проведя почти два года в постели. В 1776 году она забеременела вновь и 10 мая 1777 года родила вторую дочь Катарину Элизабет Юлию. Спустя четыре недели Корнелия умерла в возрасте 26 лет.

Отрывок, характеризующий Шлоссер, Корнелия

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.