Шлютер, Андреас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Андреас Шлютер (нем. Andreas Schlüter; 20 мая 1660, Гамбург либо Гданьск — 1714, Санкт-Петербург) — немецкий ваятель и зодчий, наиболее яркий и востребованный представитель раннего барокко в Германии. Директор Берлинской академии художеств в 1702-1704 годах.

По-видимому, уроженец Гданьска. Сын гамбургского скульптора, переселившегося в Гданьск, провёл свою юность в этом городе, учился там скульптуре у Давида Запориуса и завершил своё художественное образование путешествием в Голландию, во время которого пристрастился к нидерландскому стилю барокко.

В 16891693 гг. работал в Польше, большей частью в Варшаве, где создал скульптурное убранство королевского дворца в Вилянове и дворца Красиньских. Ряд его работ находится в Жолкве, поместье Яна Собеского.

В 1694 году переместился в Берлин, где разрабатывал интерьеры апартаментов курфюрста и надзирал за строительством Городского дворца в Берлине. Его шедевром считается конный памятник «Великому курфюрсту», ныне перенесённый в Шарлоттенбург, наиболее значительный для того времени конный памятник, созданный в 1696 году (отлит в 1703 году Якоби). В 1697 году Шлютер создал бронзовую статую курфюрста Фридриха III для Кёнигсберга. В этих памятниках Шлютер выступает апологетом слагающегося прусского абсолютизма. В статуе великого курфюрста он стремился дать образ грозного и мудрого властелина. Одетый в античный костюм, в пышном парике, правитель Пруссии торжественно восседает на медленно шествующем коне. Постамент памятника украшен большими декоративными волютами и четырьмя фигурами закованных в цепи рабов, символизирующими победы прусского абсолютизма.

Долгое время бытовало мнение, что именно Шлютер создал первоначальный проект Янтарной комнаты.

В 1698 году Шлютеру поручили завершить начатую Нерингом постройку и произвести отделку здания берлинского арсенала.

В 1699 году Шлютеру поручили руководить сооружением большого королевского дворца по созданному им проекту. К тому времени он был назначен главным архитектором. Берлинский дворец строился долго: начатый задолго до Шлютера, он был фактически закончен только к середине XIX века. Однако внешний вид здания определили именно те его части, которые были созданы Шлютером. Ему принадлежали южный и северный фасады дворца и фасады его внутреннего двора, а также интерьер лестницы и ряд парадных комнат.

В 1706 году, из-за интриг своего соперника [de.wikipedia.org/wiki/Eosander_von_G%C3%B6the Эозандера фон Гёте], Шлютер был отстранен от постройки большого дворца, но не лишился должности придворного скульптора и вылепил в 1713 году надгробный памятник Фридриха I.

За год до смерти Шлютер принял предложение Петра Первого, 1 мая 1713 года Андреас Шлютер подписал договор с Яковом Брюсом и переехал в Россию строить Санкт-Петербург в чине «директора строительства». Поселился в Летнем дворце, для которого выполнил ряд скульптур и рельефов. Архитектору положили жалованье в пять тысяч рублей в год. В 1714 году благодаря ему Летний дворец обрел свой окончательный, теперешний вид.

С его именем также связывают (без достаточных к тому оснований) возведение Монплезира в Петергофе, дворцов Меншикова на Васильевском острове и в Ораниенбауме, а также Кикиных палат.

Умер 4 июля 1714 года. Могила Шлютера на Сампсониевском кладбище не сохранилась.

Напишите отзыв о статье "Шлютер, Андреас"



Литература

  • Шлютер, Андреас // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Robert Bruck. Schlüter, Andreas // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 55. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1910. — S. 184—194. (нем.)
  • Bernd Nicolai. [daten.digitale-sammlungen.de/0001/bsb00019558/images/index.html?fip=193.174.98.30&id=00019558&seite=131 Andreas Schlüter] // Neue Deutsche Biographie. — Band 23. — Berlin: Duncker & Humblot, 2007. — S. 111—113.
  • Helmut Börsch-Supan, in: Heinz Ladendorf: Andreas Schlüter. Baumeister und Bildhauer des Preussischen Barock. Leipzig 1997, S. 142—158.
  • Isolde Dautel: Andreas Schlüter und das Zeughaus in Berlin. Petersberg 2001.
  • Edith Fründt (Hrsg.): Andreas Schlüter und die Plastik seiner Zeit. Eine Gedächtnisausstellung anlässlich der 250. Wiederkehr seines Todesjahres. Kat. Ausst. Berlin 1964.
  • Edith Fründt: Der Bildhauer Andreas Schlüter. Leipzig 1969.
  • Guido Hinterkeuser: Das Berliner Schloss. Der Umbau durch Andreas Schlüter. Berlin 2003.
  • Erich Hubala: Das Berliner Schloss und Andreas Schlüter. In: Margarethe Kühn, Louis Grodecki (Hrsg.): Gedenkschrift Ernst Gall. München / Berlin 1965, S. 311—344.
  • Karl Friedrich von Klöden: Andreas Schlüter. Ein Beitrag zur Kunst- und Bau-Geschichte von Berlin. In: Biographien berühmter Baumeister und Bildhauer 1, Berlin und Potsdam 1855.
  • Heinz Ladendorf: Andreas Schlüter. Baumeister und Bildhauer des Preussischen Barock. Leipzig 1997.
  • Eva Mühlbächer, Edith Fründt: Andreas Schlüter und die Plastik seiner Zeit. Berlin 1964.
  • Paul Ortwin Rave: Andreas Schlüter. In: Hermann Heimpel, Theodor Heuss, Benno Reifenberg (Hrsg.): Die Großen Deutschen. Deutsche Biographie (4 Bde) 1, Berlin-West 1956, S. 600—666.
  • Horst Büttner: Andreas Schlüter zum 250. Todesjahr. In: Deutsche Architektur, Heft 3, Jahrgang 1964, S. 302f-308.
  • Peter Wallé. Schlüters Wirken in Petersburg: Ergebnisse einer Studienreise. — Berlin: W. Ernst, 1901.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Шлютер, Андреас

– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.