Шляпа охотника за оленями
Шляпа охотника за оленями (англ. Deerstalker hat), также известная как Шляпа Шерлока Холмса — вид шляпы, которую обычно носили в сельских районах Англии, как правило, во время оленьей охоты (deerstalking), откуда и произошло её название. Из-за ассоциации этой шляпы с Шерлоком Холмсом её также считают традиционным головным убором для детектива. Словарь Merriam-Webster относит появление названия для шляпы к 1870 году.
Содержание
Конструкция
Основная особенность этой шляпы — два козырька, спереди и сзади и два боковых отложных «уха». Козырьки защищают лицо и шею от солнца. Уши шляпы могут либо отгибаться и связываться под подбородком, чтобы защитить владельца от холодной погоды и сильного ветра, либо же завязываться наверху, чтобы не мешать. Материал шляпы — твил, ткань саржевого переплетения. Клетчатый рисунок ткани служит камуфляжем. Современная охотничья одежда, в том числе и для охоты на оленей, часто делается в виде узора «гусиная лапка» красно-черного или оранжево-черного цветов, либо из твида и для этой цели, и в целях безопасности на охоте.
Шерлок Холмс
Самый известный владелец такой шляпы — это Шерлок Холмс, персонаж книг Артура Конана Дойля. Его обычно изображают в этой охотничьей шляпе. Тем не менее, Дойль в своих рассказах никогда не упоминал, что Холмс носит такой головной убор, хотя в рассказе «Серебряный», доктор Ватсон в одном месте описывает сыщика с похожей шляпой на голове: «ear-flapped travelling cap» («дорожная шляпа с ушами», в переводе рассказа Ю. Жуковой — «дорожный картуз»).
Стереотип Холмса как носителя шляпы охотника за оленями восходит к первым иллюстраторам рассказов о нём: Сидни Пэджету, Фредерику Дорру Стилю и другим. Впервые на Холмсе охотничья шляпа с двумя козырьками появляется в иллюстрации Сидни Пэджета к рассказу «Тайна Боскомской долины» (опубликован в The Strand Magazine в октябре 1891 года) и затем повторно — в уже упомянутом рассказе «Серебряный» (опубликован в The Strand Magazine в декабре 1892 года).
Более поздние художники, изображавшие Холмса в такой шляпе в городских условиях, не знали, что Холмс, одеваясь по моде, не мог совершить такой промашки: шляпа охотника за оленями годится для прогулок в лесу, по сельской местности, но абсолютно не вяжется с образом подобающе одетого городского джентльмена. На самом деле Пэджет, как и другие иллюстраторы, рисовавшие Холмса в этой шляпе, всегда помещали его в соответствующее окружение — например, показывали знаменитого сыщика путешествующим по лесу или работающим в сельской местности. В городе Холмс носит обычную шляпу с полями.
См. также
Напишите отзыв о статье "Шляпа охотника за оленями"
Ссылки
- [www.ignisart.com/camdenhouse/gallery/index.html Галерея изображений Шерлока Холмса, выполненных известными иллюстраторами рассказов о нём] (англ.)
- [www.lib.ru/AKONANDOJL/sh_silve.txt Рассказ «Серебряный»]
- [www.lib.ru/AKONANDOJL/sh_boskd.txt Рассказ «Тайна Боскомской долины»]
- [www.bbc.co.uk/dna/h2g2/A110601 Страница из 'The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy' BBC, посвящённая слову Deerstalker] (англ.)
- [www.fashionencyclopedia.com/fashion_costume_culture/European-Culture-19th-Century/Deerstalker-Cap.html История появления шляпы охотника за оленями] (англ.)
- [www.merriam-webster.com/dictionary/deerstalker Статья о шляпе deerstalker из Merriam-Webster Online Dictionary] (англ.)
- [dictionary.cambridge.org/define.asp?key=20269&dict=CALD Статья значении слова deerstalker из Cambridge Advanced Learner’s Dictionary] (англ.)
- [www.sherlockian.net/world/ Мир Холмса и Ватсона (англ.)]
Отрывок, характеризующий Шляпа охотника за оленями
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
