Шмайцнер, Эрнст

Эрнст Шмайцнер (нем. Ernst Schmeitzner; 8 декабря 1851, Эрльбах — после 1894) — немецкий издатель и общественный деятель, пропагандист антисемитизма.

С 1857 г. вместе с семьёй жил в Хемнице. В 1874 году получил от родителей деньги на открытие своего издательского дела и обратился к своему знакомому и ровеснику Паулю Видеману за рекомендацией — какие книги следует в первую очередь издать. Видеман порекомендовал привлечь в качестве авторов Фридриха Ницше и Франца Овербека, Шмайцнер написал обоим и получил согласие; уже в октябре 1874 года в издательстве Шмайцнера вышла книга Ницше «Шопенгауэр как воспитатель» (третья часть «Несвоевременных размышлений»). За ней последовали «Рихард Вагнер в Байрейте» (1876), «Человеческое, слишком человеческое» (1878), «Смешанные мнения и изречения» (1879), «Странник и его тень» (1880), «Утренняя заря, или Мысли о моральных предрассудках» (1881), «Весёлая наука» (1882), «О будущности наших образовательных учреждений» (1883) и первые три части «Так говорил Заратустра» (1883—1884). При посредничестве Ницше Шмайцнер выступил также издателем журнала «Байройтские страницы» (нем. Bayreuther Blätter) под редакцией Ганса фон Вольцогена, ближайшего сподвижника Рихарда Вагнера. Начиная с 1879 года, на фоне переживаемых издательством экономических трудностей (книги Ницше продавались плохо), Шмайцнер начинает активно участвовать в становлении антисемитского движения. Он издаёт недолго просуществовавшую газету Вильгельма Марра Die neue deutsche Wacht и его же сочинение «Антисемитские тетради» (нем. Antisemitische Hefte, в трёх выпусках), принёсшее значительный коммерческий успех (продано по 5000 экземпляров каждого выпуска). В 1882 г. Шмайцнер был среди организаторов европейского антисемитского конгресса в Дрездене, закончившегося расколом; попытка Шмайцнера годом позже провести свой конгресс в Хемнице потерпела неудачу. В это же время Шмайцнер начал издавать собственный журнал «Международный ежемесячник Шмайцнера» (нем. Schmeitzners Internazionale Monatsschrift), первоначально под редакцией Видемана; к изданию были привлечены некоторые известные авторы, в том числе Е. Дюринг. Однако и этот проект закончился финансовым фиаско, а в 1884 г. Фридрих Ницше, раздражённый антисемитским активизмом Шмайцнера, отказался от сотрудничества с ним. В 1886 году Шмайцнер продал издательство. Дальнейшая его судьба и сама дата смерти неизвестны.

Литература

• Malcolm B. Brown. Friedrich Nietzsche und sein Verleger Ernst Schmeitzner: eine Darstellung ihrer Beziehung. // Archiv für Geschichte des Buchwesens, Bd. 28 (1987). — S. 215—291. (нем.)

Отрывок, характеризующий Шмайцнер, Эрнст

Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]