Смалининкай

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шмаленингкен-Виткемен»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Смалининкай
лит. Smalininkai</div>

Вид из Смалининкай на реку Неман
Страна
Литва
Статус
город, центр староства
Уезд
Таурагский
Район
Староство
Координаты
Первое упоминание
Город с
Площадь
1,77 км²
Высота над уровнем моря
≈20 м
Тип климата
Официальный язык
Население
601 человек (2010)
Часовой пояс
Телефонный код
(+370) 447
Почтовый индекс
LT-74009
Показать/скрыть карты

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Смалини́нкай[1] (лит. Smalininkai) — город в Литве, расположенный на правом берегу реки Неман, в 12 км от Юрбаркаса. Административный центр Смалининкайского староства. Ранее город был частью восточной Пруссии и носил название Шмаленингкен (нем. Schmalleningken). В 1923—1939 гг. город был частью Литвы.





Название

Название города происходит от лит. smala — смола; лит. -ingken — деревня, что дословно переводится как «смольная деревня».

История

С 1422 года Смалининкай был деревней, располагающейся на Литовско-Немецкой границе. В 1878 году здесь была построена первая православная церковь. К 1902 году была построена железная дорога от города Пагегяй до Смалининкай. В 1925 году население деревни составляло 1,741 жителей. В 1945 году Смалининкай получил статус города.

Население

Динамика населения Смалининкая
Год 1970 1979 1989 2001 2007 2009
жителей 1 040 805 758 653 621 533

Галерея

Напишите отзыв о статье "Смалининкай"

Примечания

  1. Географический энциклопедический словарь: географические названия / Под ред. А. Ф. Трёшникова. — 2-е изд., доп.. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — С. 440. — 210 000 экз. — ISBN 5-85270-057-6.

Литература

  • Kurschat, Heinrich A.: Das Buch vom Memelland, Siebert Oldenburg 1968  (нем.)


Отрывок, характеризующий Смалининкай

Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе: