Шмитт, Карл

Карл Шмитт
Карл Шмитт
Дата рождения:	11 июля 1888(1888-07-11)
Место рождения:	Плеттенберг, Зауэрланд, Германская империя
Дата смерти:	7 апреля 1985(1985-04-07) (96 лет)
Место смерти:	Плеттенберг, Северный Рейн-Вестфалия, ФРГ
Школа/традиция:	Континентальная философия
Направление:	Западная философия
Период:	Философия XX века
Основные интересы:	Политическая теология, Конституционное право, Суверенитет

Карл Шмитт (нем. Carl Schmitt, в действительности Karl Schmitt, время от времени также Carl Schmitt-Dorotic; 11 июля 1888, Плеттенберг, Зауэрланд, — 7 апреля 1985, там же) — немецкий юрист, философ и политический теоретик. Шмитт является одной из самых ярких и спорных фигур в теории права и политической теории ХХ века, благодаря множеству работ о политической власти и политическом насилии. Известный как «коронованный юрист Третьего рейха», Шмитт имел неоднозначную репутацию после 1945 года, его работы долгое время не использовались в научном обороте. Труды Шмитта оказали большое влияние на последующее развитие политической теории, теории права, европейской философии и политической теологии ХХ—ХХI веков.

Биография

Карл Шмитт, сын управляющего медицинской страховой компании, родился в мелкобуржуазной католической семье в Плеттенберге, регион Зауэрланд. Он был вторым из пяти детей. Мальчик жил в католическом пансионе Аттендорне и учился в государственной гимназии. После получения аттестата зрелости Карл хотел заниматься филологией и только по настоятельному совету дяди начал изучать юриспруденцию.

Его учёба началась с летнего семестра 1907 года в Берлине. Будучи «невежественным молодым человеком скромного происхождения» из Зауэрланда, он чувствовал «сильное отторжение» среды большого города. К летнему семестру 1908 года он переехал в Мюнхен.

После двух семестров в Берлине и одного в Мюнхене Шмитт продолжил учёбу в Страсбурге. Там в 1910 году он защитил диссертацию «О вине и её видах» по уголовно-правовой тематике под руководством Фрица ван Калкера. Весной 1915 года он сдал экзамен на государственную должность асессора. В феврале 1915 года Шмитт вступил добровольцем в Баварский пехотный полк в Мюнхене, однако не был направлен на фронт, так как уже в конце марта того же года его перевели на службу к заместителю начальника штаба первого Баварского армейского корпуса.

В том же году он женился на Павле Доротич, авантюристке, выдававшей себя за сербскую графиню. В 1924 году, брак был аннулирован окружным судом Бонна. Через год Шмитт женился на своей бывшей студентке, сербке Душке Тодорович, хотя церковь не дала разрешение на развод. По этой причине он был отлучен от церкви вплоть до смерти второй жены в 1950 году. Во втором браке родился единственный ребёнок, дочь Анима (1931—1983).

Член НСДАП с 1 мая 1933 года.

На конгрессе «Еврейство в науке о праве» 3—4 октября 1936 года, «за пять лет до того, как нацисты предписали евреям носить шестиконечную звезду на одежде», К. Шмитт предложил помечать шестиконечной звездочкой цитаты из сочинений авторов еврейского происхождения, как переводы с еврейского языка.

Творчество

Взгляды Шмитта формировались под влиянием католицизма, и его интересовали вопросы власти, насилия и реализации права. Наряду с интересом к государственному и конституционному праву, его публикации касались множества других дисциплин, таких, как политология, социология, теология, германская филология и философия. Его широкое творчество охватывает помимо работ по праву и политической теории, различные жанры: сатира, путевые заметки, исследования по истории идей, интерпретации германских текстов. Шмитт разработал ряд терминов и понятий, которые вошли в научный, политический и даже повседневный обиход: «политическая реальность», «политическая теология», «различение друга и врага», «отсроченный компромисс», «легальность — легитимность», «гарант конституции».

Обширное творческое наследие Шмитта хранится в отделении Рейнланд Архива земли Северный Рейн-Вестфалия и в настоящее время является основой многочисленных изданий.

В настоящее время Шмитта осуждают за симпатии к национал-социализму, относя его к «ужасным юристам», поддерживавшим Третий Рейх, а также рассматривают как спорного теоретика и противника либеральной демократии, предлагавшего довольно радикальные ответы на фундаментальные вопросы политической теории, но при этом высоко оценивают как «классика политической мысли» и, не в последнюю очередь, из-за оказанного им влияния на формирование государственного права и правовой науки современной Германии.

На Шмитта как мыслителя оказали влияние такие политические философы и государственные деятели, как Томас Гоббс, Никколо Макиавелли, Аристотель, Жан-Жак Руссо, Хуан Доносо Кортес, включая современников Жоржа Сореля и Вильфредо Парето.

Творчество Шмитта привлекало внимание многочисленных философов и политических теоретиков, в том числе Вальтера Беньямина, Лео Штрауса, Юргена Хабермаса, Фридриха Хайека, Жака Деррида, Ханну Арендт, Джорджо Агамбена, Антонио Негри, Славоя Жижека и многих других.

Сочинения

• Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Коринца под ред. Д. Кузницына. — СПб.: Наука, 2005. — 326 с. — (Слово о сущем.) ISBN 5-02-026895-X
• Шмитт К. Море против земли [www.politizdat.ru/outgoung/32/] [web.archive.org/web/20130420130504/www.conservatism.narod.ru/korinez/schmitt.doc DOC-файл]
• Шмитт К. [www.apn.ru/publications/article1044.htm Новый номос Земли] / Перевод с немецкого Ю. Ю. Коринца.
• Шмитт К. Политическая теология. — М:. Канон-Пресс-Ц, 2000. — 336 стр.
• Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. — 1992. — № 1. — С. 35—67. [www.thepaganfront.com/brangolf/library/Schmitt2.rar RAR-архив]
• Шмитт К. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Земли и Моря. // Элементы. — № 8. — М., 2000.
• Шмитт К. [web.archive.org/web/20120315080237/www.luxaur.narod.ru/biblio/2/tr/schmitt03.htm Теория партизана: Промежуточное замечание по поводу понятия политического] / Пер. с немецкого Ю. Ю. Коринца. — М.: Праксис, 2007. — 304 с. ISBN 978-5-901574-66-9
• Шмитт К. Политический романтизм / Пер. с нем. Ю. Коринца. М.: Праксис, 2006.
• Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Ю. Коринца; под ред. Д. В. Скляднева. — СПб.: Наука, 2006. — (Слово о сущем; т. 56) ISBN 5-02-026895-X
• Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. М. Владимир Даль, 2006.
• Шмитт К. Номос Земли. — М.: Владимир Даль, 2008. — 672 с. ISBN 978-5-93615-086-9
• Шмитт К. Государство и политическая форма. — М.: Издательский дом Государственного университета — Высшей школы экономики, 2010. — 272 с. ISBN 978-5-7598-0741-4
• Шмитт К. [web.archive.org/web/20110626140537/sociologica.hse.ru/s22/06_schmitt.pdf Глоссарий. Кн. 1.] (недоступная ссылка с 20-05-2013 (3993 дня) — история, копия) // Социологическое обозрение. Том 9. № 1. 2010. С. 75—78.
• Шмитт К. Беседа о власти и доступе к властителю (радиоэссе, 1954; Клетт-Котта, 2-ое издание, 2012)
• Шмитт К. Тирания ценностей (1960; Дункер унд Хумблот Ферлаг, 3-е издание, 2011)

См. также

• Представление (философия)

Литература

• Филиппов А. Ф. [www.index.org.ru/nb/2000/schmitt.html О Карле Шмитте] // Индекс/Досье на цензуру — 10/2000.
• Дугин А. Г. [arctogaia.org.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=23 Карл Шмитт: 5 уроков для России] // Наш Современник. — 1992. — №5 .
• Сапрыкин Д. [old.russ.ru/politics/grammar/20000817_saprykin.html Карл Шмитт: философ-радикал (Русский журнал; рец. на Шмитт К. Политическая теология.] — М:. Канон-Пресс-Ц, 2000.
• Муфф Ш. [www.ruthenia.ru/logos/number/45/12.pdf Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии] // Логос. — 2004. — № 6. — С. 140—153.
• Артамошин С. В. Карл Шмитт // Вопросы истории. — 2014. — № 2. — С. 100—115.

Ссылки

• [www.fatuma.net/blog/node/2026 тексты Карла Шмитта и о нём] на fatuma.net
• [old.russ.ru/politics/20011211-sul.html «К вопросу о негативном опыте конституционализма» Политико-конституционные воззрения К. Шмитта]. Проверено 23 марта 2009. [www.webcitation.org/65NxXPevz Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
• [index.org.ru/nb/2000/schmitt.html Работы одного из выдающихся теоретиков Третьего Рейха, стали доступны на русском языке]
• Михайловский А. В. [www.phil63.ru/borba-za-karla-shmitta Борьба за Карла Шмитта] // «Вопросы философии». — № 7. — 2008. — С. 158—171
• [velesova-sloboda.vho.org/philosophy/schmitt-duhovno-istoricheskoe-polozhenie-segodnyashnego-parlamentarizma.html Карл Шмитт. Духовно-историческое положение сегодняшнего парламентаризма]

Отрывок, характеризующий Шмитт, Карл

– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.