Шнеерсон, Григорий Михайлович
| Григорий Михайлович Шнеерсон | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
Исследователь творчества советских и зарубежных композиторов ХХ века. |
| Награды и премии: |
|
Григорий Михайлович Шне́ерсон (28 февраля [13] марта 1901, Енисейск, — 6 февраля 1982, Москва) — советский музыковед. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1978)[1] .
Содержание
Биография
Григорий Шнеерсон родился в Енисейске в семье педагога-революционера, отбывавшего в Восточной Сибири политическую ссылку[2]. В 1915 году поступил в Петроградскую консерваторию, где до 1918 года занимался по классу фортепиано у Н. Н. Поздняковской. В 1919 году в Москве брал уроки игры на фортепиано у Н. К. Метнера и К. Н. Игумнова. В качестве концертмейстера Шнеерсон работал в различных театральных коллективах: в «Синей блузе», Театре Пролеткульта, Театре Сатиры, позже во 2-м Белорусском драматическом театре в Витебске.
В 20-х годах Шнеерсон был сотрудником Музыкального бюро Международного объединения революционных театров, с 1932-го — ответственным секретарём музыкальной секции МОРТа; с 1936 года — секретарём Иностранного бюро Союза композиторов СССР, консультантом по музыке Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС), в 1942—1948 годах — заведующим музыкальным отделом ВОКСа. В первые месяцы Великой Отечественной войны Шнеерсон в качестве дирижёра возглавлял один из дивизионных ансамблей[2]. В ходе так называемой «борьбы с космополитизмом» он был отстранён от работы в ВОКСе и с 1948 по 1960 год заведовал иностранным отделом журнала «Советская музыка»[2].
Творчество
Григорий Шнеерсон является автором двух десятков монографий и сотен статей; он был, по свидетельствам современников, прекрасным пропагандистом как советской музыки за рубежом, так и зарубежной — в СССР; ему принадлежат книги «Французская музыка XX века», «Портреты американских композиторов», а также многочисленные статьи, в 1974 году вошедшие в сборник «Статьи о современной зарубежной музыке. Очерки. Воспоминания». На страницах газет и журналов Шнеерсон впервые знакомил советских читателей с новыми сочинениями Г. Эйслера, Б. Бриттена, О. Мессиана, Х. В. Хенце и других современных композиторов[2]; он был членом итальянской Академии наук, литературы и искусства, членом-корреспондентом Академии искусств ГДР, лауреатом премии французской Академии изящных искусств[2].
Лично знакомый со многими выдающимися музыкантами, Шнеерсон собрал уникальный архив, хранящийся в настоящее время в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки[3]
Сочинения
- Музыкальная культура Китая., М, 1952, Государственное музыкальное издательство, 249. с.
- «О музыке живой и мёртвой»
- «Эрнст Буш и его время»
- «Французская музыка XX века»
- «Портреты американских композиторов»
- «Американская песня», Изд-во "Советский композитор", М. , 1977, 184 с.
- «Хачатурян А. И. Страницы жизни и творчества»
Напишите отзыв о статье "Шнеерсон, Григорий Михайлович"
Примечания
- ↑ Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 30 ноября 1978
- ↑ 1 2 3 4 5 Нестьев И. В. [sites.google.com/site/ernstbush/stati/spisok/grigorij-sneerson-1901-1982-sovetskij-muzykoved Памяти друга] // «Советская музыка». — М., 1982. — № 6.
- ↑ Тартаковская Н. Ю. Фонд Г. М. Шнеерсона в ГЦММК им. М.И. Глинки // Вестник архивиста : журнал. — М., 2002. — № 2 (68). — С. 231-234.
Отрывок, характеризующий Шнеерсон, Григорий Михайлович
– Ваша светлость, – сказал кто то.Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
