Шнипишкес

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Шнипишкес (Снипишки, лит. Šnipiškės, польск. Śnipiszki) — один из микрорайонов города Вильнюс. Располагается на правом берегу реки Нерис к северу от центральной части города и образует староство (сянюнию; Šnipiškių seniūnija). Администрирует район государственное предприятие «Шнипишкю укис».

Площадь территории Шнипишского староства 3,12 км2. По данным переписи населения 2001 года, на ней проживает около 20 тысяч жителей. В границах староства насчитывается 40 улиц, 3 средних школы, лицей, 6 детских садов-яслей. Здесь располагаются католический костёл Святого Архангела Рафаила, православная церковь Архистратига Божия Михаила, Вильнюсское самоуправление, Национальная художественная галерея. Зелёным мостом и пешеходным Белым мостом соединяется с центральной частью города. Главной магистралью района издавна была одна из главных транспортных артерий города — улица Калварию (идущая от Зелёного моста к району Ерузале), пересекающаяся у Кальварийского рынка с ул. Жальгирю.
Сейчас район является новым (деловым) центром города с высотными административными и офисными зданиями, торговыми центрами — ул. Калварию недалеко от реки пересекает пр. Конституциёс (и его продолжение — ул. Шейминишкю), где расположены крупнейшая высотная гостиница «Летува» и такой же торговый центр (ЦУМ), первые небоскрёбы столицы, развлекательные центры («Forum palace» и пр.).





История

Шнипишкес (Снипишки) — бывшее предместье Вильны, названное по имени богатого купца, которому великий князь литовский Витовт подарил большие участки земли за рекой Вилией. С XV века здесь располагалось первое еврейское кладбище в городе. В 19491950 годах оно было ликвидировано. С XVIII века на Снипишках стоит барочный костёл Святого Рафаила и монастырь (сначала иезуитский, с 1773 года пиарский). Напротив костёла с конца XIX века возвышается дворец Радушкевича, в котором ныне размещается Союз архитекторов Литвы.

В 1970-е годы началось осуществление нового генерального проекта застройки правого берега Вилии, где предполагалось создать новый общественно-торговый центр города. В 1973 году было выстроено 12-этажное здание Министерства мелиорации и водного хозяйства (архитектор В. Олейниченко).

В соответствии с планом к западу от тогдашней улицы Ф. Дзержинского (ныне Калварию) в 1974 году были построены Центральный универсальный магазин (ЦУМ, CUP) — самый крупный в то время в Литве (7000 м², архитектор З. Ландзбергис), семиэтажная гостиница «Туристас» на 324 места (архитектор Ю. Шейбокас; ныне отель „Naujasis Vilnius”), здания планетария, касс Аэрофлота, комплекса предприятий бытового обслуживания (швейное, обувное ателье и пр.), в 19761983 годах — гостиница «Летува» (архитекторы Альгимантас и Витаутас Насвитисы; ныне, после реконструирукции „Radisson Blu Hotel Lietuva” — самый большой и самый высокий отель в городе.), позднее — Музей революции (ныне Национальная художественная галерея).

С 2002 года в Шнипишкес, по левой стороны от улицы Калварию, по обеим сторонам проспекта Конституциёс, интенсивно создаётся деловой центр города, с высотными административными и офисными зданиями и торговыми центрами.

1 мая 2004 года, в рамках торжеств вступления Литвы в Европейский союз, была открыта Башня Европы с офисными и торговыми помещениями — самый высокий небоскрёб в балтийских странах (33 этажа, 148 м)[1].

Сегодня Шнипишкес — район контрастов. Через него проходит одна из главных транспортных артерий и витрина города — проспект Конституциёс, где расположены высотные гостиницы и торговые центры, небоскребы столицы. Однако, стоит пройти несколько сотен метров левее, сквозь вереницу стеклянных офисов, в которых обосновался городской муниципалитет. престижные офисы, торговые центры, рестораны, дорогостоящие апартаменты с бассейнами — оказываешься на небольшой улице Гедрайче, центральной улице района (и единственной, заасфальтированной в этой части района, остальные выложены камнем и гравием, но кое-где нет и этого). Её основу составляют деревянные дома деревенского типа, довоенной и послевоенной постройки. Встречаются отремонтированные и ухоженные, но большинство запущенные, а некоторые и полуразрушенные.

У большинства таких домах района нет централизованного снабжения водой (водоснабжение — через колонки с водой), и городской канализации (раз в неделю приезжает гидродинамическая машина, которая и удаляет все отходы).

В целом, обстановку, сложившуюся в этом районе (как и в других подобных — Науйининкай, Маркучяй), руководство расценивает как плохую, а за Шнипишкес закрепилась слава неблагополучного района.

Во время экономического роста и строительного бума 2004—2008 годов, когда район превращался в деловой центр города, инвесторы предлагали жителям огромные суммы за их участки, однако тогда немногие решились продать их. В настоящий же момент руководства района не собирается проводить водопровод и асфальтировать дороги к отдельным домам, этому должно послужить полное переоборудование всего района.

Недавно были объявлены планы городского руководства по превращению района в полноценный деловой центр столицы. Должен появится деловой центр площадью 40 тыс. м², жилой комплекс, магазины, рестораны, сквер с фонтаном, обновлена пешеходная зона рядом с ЦУМом. Первым шагом стал снос (весна 2012) дома-призрака — недостроенной с советских времён гостиницы «Спутник». Однако дальнейшая реализация этих планов, ввиду экономического кризиса, остается неопределённой.

Напишите отзыв о статье "Шнипишкес"

Примечания

  1. [www.emporis.com/application/?nav=building&id=140573 Europa Tower] (лит.)

Литература

  • Папшис, А. Вильнюс. — Вильнюс: Минтис, 1977. — С. 93. — 144 с. — 35 000 экз.
  • Venclova, Tomas. Wilno. Przewodnik / Tłumaczenie Beata Piasecka. — Vilnius: R. Paknio leidykla, 2006. — С. 194—195. — 216 с. — ISBN 9986-830-47-8. (польск.)

Ссылки

  • [www.vilnius.lt/index.php?2635706416 Šnipiškių seniūnija] (лит.)
  • [vilnius21.lt/snipiskes-s15.html Список и улиц и карта] (лит.)

Отрывок, характеризующий Шнипишкес

– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.