Шоберлехнер, Франц

Франц Шоберлехнер Schoberlechner
Дата рождения	21 июля 1797(1797-07-21)
Дата смерти	7 января 1843(1843-01-07) (45 лет)
Место смерти	Берлин
Страна	Россия
Профессии	композитор, пианист
Жанры	вариации, сонаты, фантазии для фортепиано

Шоберлехнер, Франц (нем. Schoberlechner, 1797—1843) — немецкий композитор и пианист.

Биография

10-ти лет Шоберлехнер выступил на концерте, сыграв концерт, который Гуммель написал для него. Изучал теорию композиции у Э. А. Фёрстера в Вене. В 1814 г. Шоберлехнер отправился концертировать. Приехав во Флоренцию, Шоберлехнер написал реквием, который посвятил герцогу тосканскому, комическую оперу «I Virtuosi teatrati», поставленную во Флоренции. Вернувшись в 1820 г. в Вену, издал первые свои инструментальные сочинения, а также написал небольшую немецкую оперу «Der junge Onkel», поставленную не без успеха.

В 1823 г. Шоберлехнер уехал в Россию. В Петербурге он выступил с большим успехом. Женившись в 1824 г. на певице Софье Даль Ока, Шоберлехнер уехал с ней концертировать по Германии, Италии. В 1827 г. Шоберлехнер вернулся в Петербург, где его жена выступила в итальянской опере с громадным успехом, вследствие чего ей был предложен ангажемент на три года. В продолжение этих 3-х лет Шоберлехнер написал оперу «Il Barone di Dolzheim». По окончании контракта Шоберлехнеры отправились в Болонью, затем опять были некоторое время в Петербурге. В 1831 г. Шоберлехнеры поселились во Флоренции, где была написана его опера «Rossant», поставленная в Милане. Шоберлехнер умер в Берлине. Из сочинений Шоберлехнера известны вариации, сонаты, фантазии для фортепиано и проч.

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Шоберлехнер, Франц

– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.