Шовкопляс, Юрий Юрьевич

Юрий Юрьевич Шовкопляс (24 января (6 февраля) 1903, Гуляйполе, ныне Запорожской области — 12 октября 1978, Харьков) — украинский писатель, прозаик. Член литературной группы Пролитфронт в 1920-х годах. Собкор «Литературной газеты» (Москва) и «Литературной газеты» (Киев).

Также руководитель кафедры журналистики Харьковского университета (1949—1951) и Харьковской организации СПУ (1953—1956). С 1956 по 1960 — главный редактор харьковского журнала «Прапор».

Биография

Сведения о его жизни содержатся в автобиографии, хранящейся в фондах Харьковского литературного музея (Д-292/1). Мать, Шовкопляс Мария Ивановна, – крестьянка-середнячка бывшего села, ныне поселка городского типа Дергачи Харьковской области, отец – довольно известный харьковский инженер-железнодорожник Ломоносов Юрий Владимирович. Мать была в наймах в его семье, в брак они не вступали. Вскоре после рождения Юрия мать поселилась в с. Дергачах, где ей от отца остался земельный надел, и там жила вплоть до смерти в 1943 году во время гитлеровской оккупации.

В Дергачах Ю. Шовкопляс окончил церковно-приходскую школу, а осенью 1912 года поступил в одной из харьковских гимназий. Осенью 1922 г. поступил в Харьковский Институт Народного Образования (ХИНО) на отделение языка и литературы, закончил в 1927 г. С 1920 работал культурником в клубах красноармейских госпиталей и Дергачевском рабочем клубе. С 1923 одновременно с учебой в ХИНО стал преподавателем обществоведения в Харьковской школе №30, где и работал до 1930 г.

В начале 1930 полностью переключается на литературную работу.

Печататься начал в 1926 году, принадлежал к литературной организации Пролітфронт.

В декабре 1939 избран в Харьковский городской совет депутатов трудящихся (комиссия по делам высшей школы). С января 1940 г. до февраля 1941 работал директором отделения Литературного фонда СССР в г. Львове, где тогда находилось более 200 украинских, польских и еврейских писателей, которые жили и работали на территории бывшей панской Польши». В то же время работал собкором «Литературной газеты» (Москва) и «Литературной газеты» (Киев). «Исполнив порученное мне дело, в феврале 1941 года я вернулся в Харьков».

В 1941 году парторганизация Харьковского отделения СПУ приняла Ю. Шовкопляса кандидатом в члены ВКП (б). В сентябре того же года получил назначение редактора газеты «литература и искусство» — органа СПУ и Управления по делам искусств при Совнаркоме УССР. В сентябре-октябре 1941 г. газета эта выходила в г. Ворошиловграде, а затем, в связи с военными событиями, была переведена в г. Уфу.

Участие во Великой Отечественной войне

Юрий Шовкопляс вступает добровольцем преодолевал Красной Армии, становится литературным сотрудником газеты «Ворошиловец» Харьковского военного округа, штаб которой в октябре 1941 г. был перенесен в Ворошиловград.

В ноябре округ и его газету переводят в Сталинград, газету переименовали в «Красное знамя». Ю. Шовкопляс в декабре 1941. был переведен в газету 57-й армии «Сталинский воин» на должность спецкорреспондента.

57 армия действовала на участке Славянск-Барвенково-Лозовая и входила в состав Южного фронта. В конце 1942 года Ю. Шовкопляс был отозван в распоряжение Политуправления фронта и вместе со штабом фронта отступил к району Туапсе. Там был назначен в газету «Вперед к победе!» Черноморской группы войск Закавказского фронта, а в ноябре был переведен в газету «Вперед за Родину» Северной группы войск Закфронта.

В конце сентября 1943. Ю. Шовкопляс, который в то время работал в редакции газеты 58-й армии, был переброшен на Украину (район Ворошиловграда) на переформирование. В ноябре он заболел воспалением легких и более двух месяцев находился в госпитале. В январе 1944 г. Ю. Шовкопляс входит в состав 4-го Украинского фронта, в феврале был назначен на должность спецкорреспондента газеты этого фронта «Сталинское знамя». 4-й Украинский фронт до весны 1944. действовал в Крыму, а в течение 1944-45 гг. прошел через Карпаты, действовал в Венгрии, Польше, Германии, Чехословакии. День Победы Ю. Шовкопляс с редакцией «Сталинского знамени» встретил в чешском городе Моравска Острава.

В 1945 году был принят в КПСС. Когда штаб фронта был выведен из Чехословакии и превращен в штаб Прикарпатского военного округа с пребыванием в г. Черновцы, Ю. Шовкопляс до мая 1946 работал в газете «Сталинское знамя», после чего был демобилизован. Награждён орденами Ленина, Красной Звезды, Знак Почета, медалями.

После войны — руководитель кафедры журналистики Харьковского университета (1949-1951) и Харьковской организации СПУ (1953-1956). С 1956 по 1960 г. – главный редактор журнала «Знамя».

Автор сборников рассказов: «Гений», «Пробуждение ночью» (1929), «Проницательность врача Поддубного», «Студенты», «Профессор» (1930), «Договор на соревнование» (1931), «Приключения песика Джемки», «Письмо» (1934), «Бешеные волки» (1941); повести: «Весна над морем», «Проект электрификации» (1929), «Земляной поход» (1933), «Начинается юность» (1938); романы: «Завтра» (1931), «Инженеры» (ч. 1 — 1934, ч. 2 — 1937, новое, дополненное издание — 1967), «Человек живет дважды» (1962), «Доктор, исцели себя самого!» (1964); сб. очерков: «Электрический СССР» (1932), «Рождение электрического тока» (1936). Избранные произведения в 2-х томах (1973).

Литература

• Енциклопедія українознавства : Словникова частина : [в 11 т.] / Наукове товариство імені Шевченка ; гол. ред. проф., д-р Володимир Кубійович. — Париж ; Нью-Йорк : Молоде життя, 1955—1995.

Отрывок, характеризующий Шовкопляс, Юрий Юрьевич

– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.