Шокальский, Юлий Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юлий Михайлович Шокальский
Дата рождения:

5 (17) октября 1856(1856-10-17)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Российская империя

Дата смерти:

26 марта 1940(1940-03-26) (83 года)

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя, СССР

Научная сфера:

океанография, география

Научный руководитель:

А. А. Тилло

Известные ученики:

А. Ф. Трёшников

Награды и премии:
Герой Труда

Подпись:

Ю́лий Миха́йлович Шока́льский (5 (17) октября 1856, Санкт-Петербург — 26 марта 1940, Ленинград) — русский учёный-географ, океанограф, картограф, генерал-лейтенант (1912), председатель Русского географического общества (1917—1931).





Биография

Юлий Шокальский — сын Екатерины Ермолаевны Керн, дочери Анны Петровны Керн. Юлий рано остался без отца — Михаила Осиповича Шокальского. Помогал Екатерине Ермолаевне в воспитании сына Григорий Александрович Пушкин, сын А. С. Пушкина, проживавший долгое время в селе Михайловское. Туда Юлий впервые попал в 13-летнем возрасте и (по его воспоминаниям о Григории Александровиче) «с тех пор каждое лето почти что жил там, бывая или почти ежедневно, или проводя там по несколько дней подряд».

Юлий окончил с нахимовской премией Морской кадетский корпус гардемарином в 1877 году, через год был произведен в чин мичмана и сразу же поступил на учёбу в Николаевскую Морскую академию. После окончания гидрографического отдела академии по 1-му разряду (1880) приступил к научной работе в области географии.

Сначала Шокальский заведовал отделением морской метеорологии и предупреждений о штормах в Главной физической обсерватории. Хотя он пробыл в ней недолго, он успел написать свои первые научные работы по морской метеорологии.

Затем он перешёл в морское училище, где начал преподавать математику, навигацию и физическую географию. Здесь Юлий Михайлович обнаружил блестящие педагогические способности. Будущие моряки горячо любили и уважали своего талантливого учителя и воспитателя. Шокальский не оставлял педагогической работы до самой смерти. Он преподавал в Морской академии, в Ленинградском университете и в других учебных заведениях.

Ещё во время работы в обсерватории его избрали действительным членом Русского географического общества, которое было в то время центром географических наук в России. Во главе его (в качестве вице-председателя) стоял знаменитый географ Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский. В 1914 году, после смерти Семёнова-Тян-Шанского, вице-председателем Русского географического общества стал Юлий Михайлович. Председателем же был Великий князь Николай Михайлович. 11 марта 1917 года, когда после Февральской революции Николай Михайлович сложил с себя председательские полномочия, он в личной записке предложил Шокальскому занять этот пост. Так Шокальский стал председателем Русского географического общества. Суммарно его деятельность в обществе продолжалась 58 лет, из них 23 года после 1917 года, когда он был председателем, а затем (в 1931—1940 годах) Почётным президентом общества.

Начиная с 1897 года Шокальский в течение четырёх лет занимался исследованием Ладожского озера. Он определил площадь озера, измерил глубины, вычислил объём его водной массы и особенно тщательно изучил термический (тепловой) режим озера.

Занимаясь многими вопросами географии, Шокальский больше всего интересовался океанографией и картографией. С 1907 года он руководил в Главном гидрографическом управлении работами по исследованию российских морей и всего Мирового океана. Он же ввел в науку понятие «Мировой океан», считая все океаны — Индийский, Атлантический, Северный Ледовитый, Тихий — частями Мирового океана. Свои многолетние научные работы по изучению морей Юлий Михайлович обобщил в капитальном труде «Океанография», который вышел в свет в 1917 году. За эту научную работу он был удостоен премии Российской академии наук в 1919 году и премии Парижской академии наук в 1923 году.

В советское время Шокальский участвовал в работе Межведомственной комиссии при Главном гидрографическом управлении Народного комиссариата по морским делам РСФСР — по введению счёта времени по международной системе часовых поясов (система часовых поясов на всей территории СССР была введена в 1924 году).

Шокальский продолжал преподавать в Морской академии (до 1930 года), был старшим руководителем кафедры океанографии и возглавлял гидрографический факультет. Создал единственный в стране Океанографический кабинет.

В 19231927 годах Шокальский руководил океанографической экспедицией по комплексному изучению Чёрного моря, исследовал Ладожское озеро, реки Вычегду, Тавду и другие. Выступил инициатором развития гидрографических исследований в арктических морях, был одним из ведущих разработчиков научной программы освоения и использования Северного морского пути.

Руководил Геодезическим комитетом Госплана СССР и Главным управлением гидрометеорологической службы. Преподавал в Военно-инженерной академии, Ленинградском государственном университете.

Сын — Шокальский Александр Юлианович (5 июля 1889 г. — 24 апреля 1917 г.), морской офицер, участник Первой мировой войны. Служил в Эскадре воздушных кораблей в экипаже бомбардировщика «Илья Муромец».

Звания и награды

  • Председатель Русского географического общества в 1917—1931 годах.
  • Член-корреспондент (1923) и Почётный академик (1939) Академии наук СССР.
  • Член Вашингтонской академии наук (1935)[1]
  • Почётный член-корреспондент Королевского географического общества в Лондоне (1904).
  • Почётный сотрудник Главного гидрографического управления (1912).
  • Почётный профессор МИИГАиК[2]
  • Награждён орденами Святого Станислава 1-й степени, Святого Владимира 3-й и 4-й степеней, бельгийским Кавалерским крестом, французским орденом Почётного легиона.
  • Герой Труда.

Память

Ю. М. Шокальский проявлял глубокий интерес к полярным исследованиям, изучению Северного морского пути и Арктики. Его имя увековечено на картах в полярных областях.

Именем Шокальского названы:

Основные труды

С 1882 по 1940 года Ю. М. Шокальский опубликовал 1349 своих работ и переводов других авторов, в том числе 65 монографий, 418 журнальных статей, 43 карты, 359 газетных публикаций, а остальное — рецензии, рефераты и статьи в словарях[3].

  • Шокальский Ю. М. Краткий очерк главнейших полярных экспедиций (1868—1899 г.). СПб.: тип П. О. Яблонского, 1900. [4], 59 с. : карт.
  • Шокальский Ю. М. Курс морской съемки. СПб.: Экон. типо-лит., 1900. 245 с.
  • Шокальский Ю. М. Очерк развития океанографии. М: тип. А. И. Мамонтова, 1900. 50 с.
  • Шокальский Ю. М. (Редактор) Большой настольный географический атлас Маркса. Масштаб: 1:2 000 000. 2-е изд. СПб.: тип А. Ф. Маркса. 1909. 62, 160, 55 с.
  • Шокальский Ю. М. Океанография. Пг.: тип. А. Ф. Маркс, 1917. XIV, 614, [1] с.
  • Шокальский Ю. М. [books.e-heritage.ru/book/10073953 Из истории географии]. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. 86 с. (Очерки по истории естествознания).
  • Шокальский Ю. М. Длина главнейших рек Азиатской части СССР и способ измерения длин рек по картам. М.: Транспечать НКПС, 1930. 208 С. (Центр науч. исслед. Упр. Нар. ком. пут. сообщ.; Вып. № 5/98)
  • Шокальский Ю. М. Физическая океанография. Л.: Ленгострансиздат, 1933. 360 с.

Напишите отзыв о статье "Шокальский, Юлий Михайлович"

Литература

  • Берг Л. С. Памяти Ю. М. Шокальского (1856—1940) // Известия ВГО, 1940, т. 72, вып. 6, с. 709—712.
  • Герасимов А. П. Юлий Михайлович Шокальский и Всесоюзное географическое общество // Памяти Юлия Михайловича Шокальского: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1946, ч. 1, с. 127—135.
  • Дмитриева А. А. Юлий Михайлович Шокальский. Л.: Изд. Ленингр. ун-та, 1969. 39 с. 2420 экз.
  • Иванова Е. Н. Педагогическая деятельность Ю. М. Шокальского // Памяти Юлия Михайловича Шокальского: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1946, ч. 1, с. 206—208.
  • Орлов Б. П. Юлий Михайлович Шокальский и Всесоюзное географическое общество // Памяти Юлия Михайловича Шокальского: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1946, ч. 1, с. 135—442, 1 л. портр.
  • Шокальская З. Ю. Жизненный путь Ю. М. Шокальского (по данным семейного архива и личным воспоминаниям) // Памяти Юлия Михайловича Шокальского: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1946, ч. 1, с. 9-108; 9 л. ил. и портр.
  • Чаянов С. К. Юлий Михайлович Шокальский в Воронеже: (1911—1921 гг.) // Известия ВГО, 1963, т. 95, вып. 2, с. 180—183.
  • Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 244—245. — 269 с. — 1000 экз.
  • Молявко Г. И., Франчук В. П., Куличенко В. Г. Геологи. Географы: Биографический справочник / Отв. ред.: И. А. Федосеев, Е. Ф. Шнюков; Рецензенты: Р. А. Заездный, Е. К. Лазаренко. — Киев: Наукова думка, 1985. — С. 302-303. — 352 с. — 20 000 экз. (в пер.)
  • Советов С. А. Шокальский, Юлий Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Шокальский Ю. М. Автобиография // Землеведение, 1940, т. 1, с. 16-18.

Примечания

  1. Правда. № 184 (6430). 16 июля 1935. С. 4.
  2. [www.miigaik.ru/about/prof/ Почётные профессора МИИГАиК]
  3. Памяти Юлия Михайловича Шокальского: [Сб. статей и материалов] М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946. 375 с.

Ссылки

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52811.ln-ru Профиль Юлия Михайловича Шокальского] на официальном сайте РАН
  • [funeral-spb.narod.ru/necropols/literat/tombs/shokalskiy/shokalskiy.html Шокальский Юлий Михайлович (1856—1940)]
  • [shiphistory.ru/index.php?option=com_alphacontent&section=12&cat=22&task=view&id=371&Itemid=37 Юлий Михайлович Шокальский (1856—1940)]
  • [dustyattic.ru/culture/history_of_tyumen/events_and_fates/rapprochement Неожиданные сближения]
  • [techpharm.ru/ocean1_1.php Океанография]
  • [archive.is/20120910174505/www.rgo.ru/2010/10/shokalskij-yulij-mixajlovich/ Ю. М. Шокальский, Русское географическое общество]
  • [archive.is/20130417120020/www.rgo.ru/2010/04/yulij-mixajlovich-shokalskij/ Ю. М. Шокальский, Русское географическое общество]
  • [chukotmeteo.org/index.php?option=com_content&view=article&id=1668&Itemid=1668 Именем его названы… К 150-летию рождения Ю. М. Шокальского].
Предшественник:
Николай Михайлович
Председатель Русского географического общества
19171931
Преемник:
академик Николай Иванович Вавилов

Отрывок, характеризующий Шокальский, Юлий Михайлович

С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?