Шопен, Иван Иванович

Иван Иванович Шопен
Chopin
Дата рождения:	1798(1798)
Место рождения:	Франция
Дата смерти:	3 августа (15 августа) 1870(1870-08-15)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	история, этнография
Место работы:	член-корреспондент статистического отделения совета МВД Российской империи
Известен как:	исследователь Армении
Награды и премии:	неполная Демидовская премия

Ива́н Ива́нович Шопе́н (вариант Шоппе́н) (фр. Chopin [ʃɔpɛ̃]), 1798 — 3 [15] августа 1870) — российский историк, этнограф и государственный деятель французского происхождения.

Биография

Шопен родился в 1798 году и до двадцати с лишним лет жил у себя на родине во Франции. Обстоятельства его рождения и воспитания неизвестны. В середине 1820-х годов он прибыл в Россию, где, взяв имя Ивана Ивановича, длительное время оставался на кавказской гражданской службе. В 1829 году от кавказского наместника И. Ф. Паскевича он получил поручение составить описание территории вновь завоёванной Восточной Армении. С 1829 года по 1832 год Шопен занимался подробным изучением Эриванского и Нахичеванского ханств, которые по Туркменчайскому договору 1828 года отошли к Российской империи и были переименованы в Армянскую область. Собирая материал для будущих книг, Иван Иванович встречался с людьми самых разных национальностей, наблюдал их обычаи и культуру. В 1830 году Шопен занял должность советника Армянского областного правления, в 1833 году он председатель Управления по доходам и казённым имуществам Армянской области, а после — чиновник особых поручений главноуправляющего Закавказским краем. Столичная карьера учёного и чиновника началась в 1838 году в Министерстве государственных имуществ, в 1840 году Шопен — член-корреспондент статистического отделения совета Министерства внутренних дел. Сфера научных интересов Шопена — этнография и история Востока, в частности Армении и Грузии. С этого времени Шопен сначала под инициалами И. Ш., а впоследствии и под своим собственным именем публикует несколько научных работ. Протоколы Кавказского отдела Русского Географического Общества упоминают, что И. И. Шопен переводил сообщения авторов античности о Кавказе, намереваясь их обработать и опубликовать отдельной книгой. Замысел этот остался неосуществлённым и был реализован иными учёными. Но фундаментальный труд учёного, благодаря которому он приобрёл славу — «Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху присоединения её к Российской империи» (1852 г.). В него вошли более ранние статьи, публиковавшиеся в «Трудах Вольного Экономического Общества», а также самостоятельно изданные работы. Книга Шопена была представлена в Академию Наук ещѐ в 1840 году и получила положительные отзывы коллег-этнографов (рецензенты М. И. Броссе и П. И. Кеппен), но её публикация затянулась на десять с лишним лет.

Поскольку печатных источников о Кавказе в целом и об Армении в особенности было крайне мало, литературный труд Шопена был одним из первых по широте охвата в своей области. В нём историк скрупулёзно описал бывшие Эриванское и Нахичеванское ханства. При сборе материала Иван Иванович обращался к официальным документам, к своим собственным наблюдениям и впечатлениям, вынесенным из долгих лет пребывания на Кавказе, что придало работе учёного ценность первоисточника, не утраченной до настоящего времени, хотя выводы, совершаемые исследователем, носят подчас весьма произвольный и субъективный характер:

Пляски татарок несравненно приятнее, и самый наряд особенно способствует их оригинальности: наряд этот состоит из парчовой кофты, которая застёгивается на талии, и красной шёлковой рубашки с большим разрезом впереди, которая застёгивается на шее, обнаруживает при каждом движении тело бронзового цвета, татуированное в разные узоры <…> Вообще в плясках татарок все движения дышат роскошью, негою. Конечно, такие пляски не совсем благопристойны, но так как они совершаются в тайне гаремов пред людьми, ищущих сильных побуждений страсти, то восторг и рукоплескания служат наградою искуснейшей плясунье.

— Шопен И. И., «Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху её присоединения к Российской империи», СПб., 1852, стр. 899—900.

Книга Шопена была издана Российской академией наук, а сам учёный был удостоен за свой труд половиной почётной Демидовской премии (или 1500 рублей ассигнациями) — высшей наградой, присуждаемой российским научным сообществом своим наиболее выдающимся членам.

Современная азербайджанская исследовательница Элла Алибекова считает, что «собственно этнографическое содержание этого труда невелико». Рассматривая другую его работу «Новые заметки на древние истории Кавказа и его обитателей», она отмечает охват затрагиваемых географических областей, включающий «почти все области Закавказья, в том числе все географические объекты Азербайджана» и преимущественное внимание истории Армении. В то же время Алибекова указывает на весьма спорную, по её мнению, попытку установить происхождение топонимов «Мидия», «Атропатена», «Албания», а также этнонимов «албан», «удин» и др.

Неплохо зная античные источники и литературу по кругу освещаемых вопросов, он либо редко ссылался на них, либо манипулировал ими весьма произвольно, в силу чего выводы его часто абсурдны и не имеют под собой научной основы. Неверна его трактовка топонима «Агования», а «агованцев» и «албанцев» он ошибочно считал разноплеменными народами. Территория Албании делится автором на области Агования, Лпиния и Чога (Чора), локализуемые как по обеим сторонам Куры, так и на побережье Каспийского моря. Название страны «Албания» он переводит как «страна или царство гор». Наличие большого количества ошибок, неточностей и абсурдных выводов значительно умаляет достоинство работы, требует осторожности в её использовании, однако, вместе с тем, энтузиазм И. И. Шопена и попытка создания объёмного, фундаментального исследования, когда историческая наука ещё не располагала достаточной базой знаний, не может не быть приветствована и оценена положительно.

— Элла Алибекова, «Древний Азербайджан в российской историографии XIX — начала XX вв.», Баку, 2009.

Умер Шопен в чине статского советника в Санкт-Петербурге 5 августа 1870 г., оставив после себя множество неопубликованных работ и крупное библиотечное собрание.

Библиография

• И. Ш. [Шопен И. И.], «Некоторые замечания на книгу „Обозрение российских владений за Кавказом“», СПб., 1840;
• Шопен И. И., «Хозяйственные очерки части Аракской долины, вошедшей в состав Грузино-Имеретинской губернии», СПб., 1843;
• Шопен И. И., «Об ирригации и о пользе распространения искусственного орошения полей в большом размере в России», СПб., 1845;
• Шопен И. И., «Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху её присоединения к Российской империи», СПб., 1852;
• Шопен И. И., «Новые заметки на древние истории Кавказа и его обитателей», СПб., 1866.

Литература

• Некролог — «Русский архив», 1872, № 10;
• Некролог — «Иллюстрированная газета», 1870, № 34;
• Некролог — «Биржевые ведомости», 1870, № 314;
• «Словарь кавказских деятелей». Приложение к справочной книге старожила. — «Кавказ», № 1. Тифлис, 1890 г., стр. 82.
• Свенске К. Ф. — «Обзор главнейших путешествий и географических открытий в 5-летие с 1848 по 53 г.», т. I, ч. II, стр. 177.
• Миансаров М. — «Bibliographia Caucasica et Transcaucasica», т. I, 1874—1875 г.
• Арешян С. Г. — Армянская печать и царская цензура. — Ереван, 1957, стр. 98—102.
• Алибекова Э. Б. — Вопросы древней истории Азербайджана в российской историографии XIX — начала XX вв. Баку, 2009.

Ссылки

• В. Р-в (Рудаков В. Е.) Шопен, Иван Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Шопен И. И., [books.google.ru/books?id=uzIpAAAAYAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false «Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху её присоединения к Российской империи»]
• Алибекова Элла, [www.istoriya.az/kitablar/Alibekova_Ella1.pdf «Древний Азербайджан в российской историографии»]

Отрывок, характеризующий Шопен, Иван Иванович

– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!