Шоссе Бандейрантов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Автодорога
Шоссе Бандейрантов
SP-348

порт. Rodovia dos Bandeirantes
Страна

Бразилия

Регион

Сан-Паулу

Длина

173

Начало

Маржинал-Тиете, округ Лапа, Сан-Паулу

Конец

Шоссе Анангуера, Кордейрополис

Дата открытия

1978 (Сан-Паулу — Кампинас)
2001 (Кампинас — Кордейрополис)

Шоссе Бандейрантов (порт. Rodovia dos Bandeirantes, официальное обозначение SP-348) — шоссе в бразильском штате Сан-Паулу, которое соединяет город Сан-Паулу с городом Кампинас.

Когда шоссе Анангуера перестало справляться с потоком автомобилей в 1960-е годы, правительство штата приняло решение построить еще одно, более современное шоссе, которое должно было связать город Сан-Паулу с Жундиаи и Кампинасом, сливаясь с шоссе Анангуера у Кампинаса. Это была одна из нескольких первых шестиполосных автострад Бразилии, открытых в 1978 году.

С момента строительства шоссе оставалось платным, а с 1998 года по контракту с правительством штата им управляет частная компания AutoBAn.

В 2001 году шоссе было продлено до Санта-Барбара-д’Оести, где оно слилось с шоссе Вашингтона Луиза, с тех пор шоссе стало обслуживать муниципалитеты Риу-Клару, Сан-Карлус, Арараекара и Сан-Жозе-ду-Риу-Прету. В 2006 году шоссе было расширено до 4 полос в каждом направлении от Сан-Паулу до Жундиаи. Сейчас оно остается главным связующим звеном между несколькими городами от Сан-Паулу до Кампинаса и аэропорта Виракопуса.

Шоссе названо в честь бандейрантов, первопроходцев бразильских земель XVII-XVII веков, которые путешествовали примерно этой дорогой через леса вглубь континента.


Напишите отзыв о статье "Шоссе Бандейрантов"

Отрывок, характеризующий Шоссе Бандейрантов


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.