Шоссе в никуда

Шоссе в никуда
Lost Highway
Жанр	психологический триллер, драма
Режиссёр	Дэвид Линч
Продюсер	Мэри Суини
Автор сценария	Барри Гиффорд Дэвид Линч
В главных ролях	Билл Пуллман Патрисия Аркетт Балтазар Гетти Роберт Лоджиа
Оператор	Питер Деминг
Композитор	Анджело Бадаламенти
Кинокомпания	CiBy 2000 Asymmetrical Productions
Длительность	135 мин.
Бюджет	$15 000 000
Страна	США США Франция Франция
Год	1997
IMDb	ID 0116922
Выход фильма «Шоссе в никуда» (оригинальное название — Lost Highway)

К:Фильмы 1997 года

Не следует путать с Дорога в никуда.

«Шоссе в никуда» (англ. Lost Highway — букв. «Затерянное шоссе») — седьмой полнометражный фильм независимого американского режиссёра Дэвида Линча, снятый по сценарию, созданному в соавторстве с Барри Гиффордом. Жанр киноленты создателями определён как «нуаровый хоррор XXI века». В главных ролях — Билл Пуллман, Патрисия Аркетт и Балтазар Гетти.

Сюжет фильма начинается с истории Фреда Мэдисона и его супруги Рене. Их брак заходит в тупик и оканчивается преступлением. Все обвинения ложатся на мужа и его приговаривают к высшей мере наказания за убийство своей жены. Однако Фред Мэдисон загадочным образом исчезает из камеры смертников. На его месте обнаруживают невиновного автомеханика Пита Дейтона, которого выпускают на свободу. Пит пытается вернуться к нормальной жизни, но вместо этого он погружается в необъяснимый кошмар.

По сравнению с предыдущей работой Линча «Твин Пикс: Сквозь огонь», выход которой был едва освещён в прессе, прокат фильма «Шоссе в никуда» сопровождался критическими публикациями более чем в 40 заметных периодических изданиях. Кинокритики оценили творение Дэвида Линча неоднозначно. В положительных рецензиях отмечались художественная смелость режиссёра, а также сложный нелинейный сюжет картины. С другой стороны, многие рецензенты не смогли, либо не пожелали найти объяснение событиям фильма, во многом определив этим свои негативные оценки.

Сюжет

Лос-Анджелес, вероятно 1994 год. Действие фильма разворачивается в пригородном двухэтажном доме семьи Мэдисонов. Саксофонист Фред Мэдисон (Билл Пуллман) подозревает свою супругу Рене (Патрисия Аркетт) в неверности. На фоне семейной драмы начинают разыгрываться странные и загадочные события. В самом начале фильма раздаётся звонок домофона и некто сообщает, что Дик Лоран мёртв. Затем вместе с ежедневной утренней корреспонденцией супруги находят кассеты с видеозаписью их дома: на одной заснят наружный фасад их особняка, на второй — сами супруги, спящие в своей постели. Наконец, на вечеринке у Энди (Майкл Мэсси) Фред встречает Таинственного человека (Роберт Блейк), после беседы с которым чета Мэдисонов поспешно покидает званый вечер. Наутро Фред находит очередную видеокассету и на записи с ужасом узнаёт себя рядом с расчленённым трупом собственной жены. Прийти в чувство ему удаётся лишь в полицейском участке. По решению суда Фреда Мэдисона приговаривают к смерти на электрическом стуле за убийство с отягчающими обстоятельствами и помещают в тюремную камеру до исполнения приговора. Но во время утреннего обхода тюремный охранник обнаруживает в камере Фреда Мэдисона 24-летнего автомеханика Пита Дейтона (Бальтазар Гетти).

Невиновного Пита Дейтона освобождают из-под ареста, приставив за ним круглосуточную слежку. После освобождения Пит возвращается в русло привычной жизни: днём трудится в автомастерской, а вечером проводит время с друзьями и со своей подругой Шейлой (Наташа Грегсон-Вагнер). На работе он помогает в починке дорогих автомобилей своему покровителю мистеру Эдди (Роберт Лоджиа), преступному авторитету, связанному с порноиндустрией (полицейские, которые следят за Питом, опознают мистера Эдди как Дика Лорана). Вскоре Пит знакомится с возлюбленной мистера Эдди — блондинкой Элис Уэйкфилд, точь-в-точь похожей на брюнетку Рене Мэдисон. Между молодым автомехаником и роковой блондинкой завязывается любовный роман, тайна которого вскоре ставится под угрозу. В качестве выхода из сложившейся ситуации Элис предлагает Питу ограбить её знакомого Энди и уехать подальше. Ведомый страстью, Пит проникает в особняк и непреднамеренно убивает хозяина, после чего Элис собирает драгоценности и любовники отправляются за город к скупщику краденого.

На месте встречи с предполагаемым скупщиком Элис покидает Пита, скрывшись в доме посреди пустыни. После чего вместо Пита Дейтона появляется Фред Мэдисон, который встречает Таинственного человека в доме, где прежде скрылась Элис. В замешательстве Фред садится в автомобиль и отправляется в мотель «Шоссе в никуда». Расположившись в одном из номеров мотеля, Фред наблюдает сцену расставания своей супруги Рене с Диком Лораном. Вслед за отъездом Рене, Фред нападает на Дика Лорана, сажает его в багажник, угрожая пистолетом, и отвозит в пустыню. Посреди пустыни Фред и вдруг появившийся Таинственный человек убивают Дика Лорана. Далее Фред отправляется к своему дому, где сообщает через домофон, что Дик Лоран мёртв, после чего поспешно садится в автомобиль и уходит от полицейского преследования.

История создания

На волне успеха сериала «Твин Пикс» в 1991 году был запущен в производство полнометражный фильм «Твин Пикс: Сквозь огонь». Однако, кинолента, отснятая по мотивам сериала, была очень прохладно принята и кинокритикой, и зрительской аудиторией. После этого кинокомпании не спешили привлекать Линча к дорогостоящим или «трудным» проектам, а сам режиссёр не находил такой проект, которым мог бы по-настоящему увлечься. В итоге, к работе над своим седьмым полнометражным фильмом, названным «Шоссе в никуда», Дэвид Линч приступил спустя четыре года после съёмок «Твин Пикс: Сквозь огонь».

Режиссёр и сценарист Дэвид Линч (слева)
и соавтор сценария Барри Гиффорд

Идея нового фильма, по словам Дэвида Линча, изначально была навеяна самим словосочетанием «Шоссе в никуда», почёрпнутым из книги Барри Гиффорда «Ночной народ». Режиссёру настолько понравилась фраза, что он высказал Гиффорду своё пожелание написать с ним совместный сценарий для одноимённого фильма. Эта история произошла за год до начала их совместной работы. В прошлом Линч уже не раз обращался к творчеству Гиффорда. По его роману был снят фильм «Дикие сердцем», заслуживший в Каннах «Золотую пальмовую ветвь». Вдобавок, как раз в перерыве между съёмками фильмов «Твин Пикс: Сквозь огонь» и «Шоссе в никуда», Линч снял первый и третий эпизоды телесериала «Номер в отеле» опять же по сценарию Гиффорда. Однако, трёхсерийный телефильм, снятый для телекомпании HBO, был встречен равнодушно и не получил дальнейшего хода.

Поскольку отправной точкой для «Шоссе в никуда» послужило само название, Линчу и Гиффорду было непросто начать работу над сценарием. На выручку режиссёру пришла история, которую он однажды рассказал Мэри Суини в ночь после окончания съёмок «Твин Пикс: Сквозь огонь». Линч повторил Барри Гиффорду рассказ о супружеской паре, которая получает по почте видеокассету с записью своего дома, потом ещё одну, на которой они видят сами себя в своей кровати, и так далее вплоть до того момента, где по сюжету фильма Фреда бьют по лицу в полицейском участке. Как резюмировал сам Линч: «Человек вдруг оказывается в каком-то новом месте, не понимая, как он там очутился и что пошло не так». В общих словах режиссёр пересказал Гиффорду почти всю первую треть фильма, за исключением нескольких сцен. Именно эти идеи легли в основу фильма и задали сюжетный вектор.

Начало съёмок «Шоссе в никуда» было запланировано на 1995 год. Финансирование нового проекта взяла на себя французская компания Ciby 2000. Условия контракта с режиссёром начали обсуждать ещё до начала работ над сценарием. По словам Дэвида Линча в кинокомпании довольно долго принимали решение, составляли бюджет, вели переговоры. И когда был дописан сценарий в марте 1995 года, пришлось ждать до ноября, чтобы приступить к съёмкам фильма. По контракту длительность киноленты была оговорена заранее, и следовало уложиться в 2 часа 15 минут. Первоначальный монтаж превышал данный лимит, но в ходе дальнейшей работы длительность была сокращена до двух часов, после чего, по словам режиссёра, представилась возможность продумать каждую добавляемую деталь.

Подбор актёров

Приглашённые на главные роли актёры ранее не сотрудничали с Дэвидом Линчем. Тем не менее, кандидатура Билла Пуллмана рассматривалась ещё в период работы над сценарием фильма. Режиссёр изначально хотел, чтобы Пуллман снялся в роли Фреда Мэдисона. Ещё одним актёром, чьё появление в фильме не случайно, оказался Роберт Лоджиа. Он ранее желал сняться в роли Френка Бута в «Синем бархате», но по стечению обстоятельств Дэвид Линч был вынужден ему отказать. Повторная возможность сняться в новом фильме Линча представилась в 1996 году. На съёмках «Дня независимости», Билл Пуллман дал прочесть сценарий «Шоссе в никуда» Роберту Лоджиа, предположив, что тот отлично подойдет на роль мистера Эдди.

В эпизодической роли автомеханика Фила снялся Джек Нэнс, исполнивший главную роль в дебютном фильме Дэвида Линча. После «Головы-ластика» Нэнс эпизодически появлялся почти во всех фильмах Линча: в «Дюне», «Синем бархате», «Диких сердцем», «Твин Пиксе: сквозь огонь», а также в сериале «Твин Пикс». Съёмки в «Шоссе в никуда» стали последним появлением актёра в кино. Он умер 31 декабря 1996 года.

В ролях

Билл Пуллман — Фред Мэдсон Балтазар Гетти — Пит Дейтон Патрисия Аркетт — Рене Мэдисон / Элис Уэйкфилд Роберт Лоджа — Мистер Эдди / Дик Лоран Роберт Блейк — Таинственный человек Наташа Грегсон-Вагнер — Шейла Ричард Прайор — Арни Люси Батлер — Кэнданс Дейтон, мать Пита Гэри Бьюзи — Вильям Дейтон, отец Пита

Джон Розелиус — Эл Луис Эпполито — Эд Карл Сандстром — Хэнк Джон Солари — Лу Мэрилин Мэнсон — Порноактёр № 1 Твигги Рамирес — Порноактёр № 2 Лиза Бойл — Мэриен Джек Нэнс — Фил

Музыка к фильму

Композитором музыки к фильму «Шоссе в никуда» стал Анджело Бадаламенти, сотрудничавший с Дэвидом Линчем со времён работы над «Синим бархатом». Всё инструментальное сопровождение записывалось в Праге при участии пражского оркестра. Дирижёром был Стефан Коничек, а Иржи Зобах — звукооператором.

Помимо специально записанных оркестровых партий, значительную часть саундтрека фильма «Шоссе в никуда» составили композиции популярных рок-исполнителей. О судьбе нескольких песен, попавших в саундтрек, Дэвид Линч рассказал свои предыстории. Одной из первых была отобрана песня Дэвида Боуи «I’m Deranged», которая идёт под шестнадцатым номером в альбоме Outside. Дэвид Линч, по его собственным словам, впервые услышав «I’m Deranged», представил вводную сцену с мелькающей дорожной разметкой в том самом виде, в котором она вошла в фильм. Песню «This Magic Moment» в исполнении Лу Рида режиссёр впервые услышал на сборнике кавер-версий хитов Дока Помуса Doc Pomus`s Greatest Hit и захотел использовать её в своём фильме. Ну а песню Тима Бакли «Song to the Siren» в исполнении группы This Mortal Coil Дэвид Линч хотел включить в свой фильм ещё с момента работы над «Синим бархатом».

Неоднократно повторяющиеся на протяжении фильма работы немецкой группы Rammstein попали в саундтрек благодаря удачному стечению обстоятельств. Музыканты регулярно присылали Дэвиду Линчу свои новые записи, в надежде, что он согласится снять для них видеоклип. В итоге в распоряжении съёмочной команды имелось «полсотни» аудиокассет, которые пользовались популярностью и звучали на съёмочной площадке. Закончив работу над сценарием, Дэвид Линч, наконец, прослушал присланную музыку и нашёл её подходящей для своего нового фильма.

Очередной удачей для Дэвида Линча обернулось его знакомство с Трентом Резнором — фронтменом группы Nine Inch Nails. Линчу удалось привлечь музыканта к записи саундтрека. Специально для «Шоссе в никуда» Резнор записал несколько музыкальных треков, плюс ко всему, он принял участие в записи звуковых эффектов.

Список композиций
№	Название	Композитор / Исполнитель	Длительность
1.	«I'm Deranged» (Edit)	Дэвид Боуи	2:37
2.	«Videodrones; Questions»	Трент Резнор	0:44
3.	«The Perfect Drug»	Nine Inch Nails	5:15
4.	«Red Bats with Teeth»	Анджело Бадаламенти	2:57
5.	«Haunting & Heartbreaking»	Анджело Бадаламенти	2:09
6.	«Eye»	The Smashing Pumpkins	4:51
7.	«Dub Driving»	Анджело Бадаламенти	3:43
8.	«Mr. Eddy’s Theme 1»	Барри Адамсон	3:31
9.	«This Magic Moment»	Лу Рид	3:23
10.	«Mr. Eddy’s Theme 2»	Барри Адамсон	2:13
11.	«Fred and Renee Make Love»	Анджело Бадаламенти	2:04
12.	«Apple of Sodom»	Marilyn Manson	4:26
13.	«Insensatez»	Антонио Карлос Жобин	2:53
14.	«Something Wicked This Way Comes» (Edit)	Барри Адамсон	2:54
15.	«I Put a Spell on You»	Marilyn Manson	3:30
16.	«Fats Revisited»	Анджело Бадаламенти	2:31
17.	«Fred’s World»	Анджело Бадаламенти	3:01
18.	«Rammstein» (Edit)	Rammstein	3:26
19.	«Hollywood Sunset»	Барри Адамсон	2:01
20.	«Heirate Mich» (Edit)	Rammstein	3:02
21.	«Police»	Анджело Бадаламенти	1:40
22.	«Driver Down»	Трент Резнор	5:18
23.	«I’m Deranged» (Reprise)	Дэвид Боуи	3:48

Интерпретации

Мнения создателей

Разгадку сюжета «Шоссе в никуда» Дэвид Линч всецело возложил на зрителя, обозначив, что история, рассказанная в фильме, «достаточно прямолинейна». Более того, в самом фильме имеются ключи к правильной интерпретации. Соавтор сценария Барри Гиффорд тоже был уклончив в объяснениях, однако кратко охарактеризовал события фильма, как историю болезни человека, который не может справиться с последствиями своих действий:

Думаю, можно сказать, что это фильм о человеке, который обнаруживает себя в крайне зловещей ситуации, и с ним случается приступ паники. Попытки совладать с последствиями своих действий даются ему очень тяжело, и его психика не выдерживает этого напряжения. Я думаю, это очень реалистичная и очень честная история болезни человека, который оказался не в силах справиться с ситуацией. Но в ней заложено куда больше смыслов.

Патрисия Аркетт, исполнившая роли Рене и Элис, изначально считала, что играет двух разных персонажей, но режиссёр дал ей понять, что это одна и та же женщина. Впоследствии актриса предложила следующую трактовку, чтобы объяснить для себя происходящее в «Шоссе в никуда»:

Человек убивает свою жену, потому что подозревает её в измене. Но он не может вынести последствий того, что совершил, и с ним случается нечто вроде нервного срыва. Во время этого нервного срыва он пытается вообразить для себя лучшую жизнь, но даже эта «лучшая жизнь» идёт не так, как ему хочется. Подозрительность и безумие настолько в нём глубоки, что даже его фантазии превращаются в кошмар.

Анализ сюжета

«Шоссе в никуда» начинается и оканчивается фразой: «Дик Лоран мёртв». Причём в начале фильма Фред Мэдисон слышит эти слова по домофону, находясь в спальне на втором этаже своего особняка, а в конце — сам же произносит их в домофон, стоя у парадного входа. Это обстоятельство «закольцовывает» киноповествование, а из-за двойственности происходящего и перекликающихся сюжетных линий композиция фильма уподобляется ленте Мёбиуса.

В структуре «Шоссе в никуда» некоторые авторы выделяют две части: первая (реальность) — тёмная и отчуждённая повседневность супружеской пары Фреда и Рене Мэдисонов, и вторая (мир фантазии) — ещё более мрачная часть, посвящённая страстной связи Пита Дейтона и Элис Уэйкфилд.

История Фреда Мэдисона

Первую часть фильма отличает недосказанность, порождающая неопределённость. Пробелы в повествовании, дополнительно подчёркиваются отсутствием визуальной насыщенности. Минималистичная обстановка помещений в доме Мэдисонов освещается приглушённым светом. В коридорах царит темнота. В одежде и интерьерах доминируют тёмные оттенки. Таинственность происходящему добавляет звуковое сопровождение, а редкие диалоги между супругами прерываются длинными паузами.

По мере развития сюжета выясняется, что Фред подозревает свою жену Рене в неверности, а её отстранённость лишь усугубляет подозрения мужа. В целом взаимоотношения супругов можно охарактеризовать как несчастливый брак. Жена под вымышленным предлогом желает остаться дома, пока её муж будет играть в клубе. Тем же вечером Фред звонит домой во время перерыва между выступлениями, но никто не отвечает, и дома, кажется, никого нет. Подозрения Фреда подкрепляются в дальнейшем его воспоминанием об уходе Рене из клуба вместе с другим мужчиной (позже выясняется, что это её приятель Энди). Показателен также сон Фреда, который он вспоминает и рассказывает супруге. Во сне Фред слышит голос Рене, поднимается в спальню, видит её, однако, пересказывая сон, он говорит, что это была не Рене, а кто-то, кто выглядит как она. Таким образом, наблюдается изменение идентичности Рене в сознании Фреда. Что ещё более подчёркивается в следующей за пересказом сновидения сцене: Фред оборачивается к Рене, но видит странное и пугающее лицо незнакомца.

Неизвестное лицо, привидевшееся Фреду, как выясняется, принадлежит Таинственному человеку. Фред встречает его на вечеринке в доме у Энди. По ряду признаков (затихание музыки, странный грим и поведение незнакомца, его способность быть в двух местах одновременно) Таинственный человек характеризуется как абстрактный персонаж, воплощающий тёмные, злые намерения Фреда Мэдисона, по аналогии с Бобом из «Твин Пикса».

По возвращении супругов с вечеринки у Энди события начинают развиваться также как во сне, который Фред рассказывал Рене накануне. Он уходит из спальни. Рене зовёт его, но, не дождавшись ответа, возвращается в кровать. Вскоре, Фред поднимается в спальню, следуя сквозь темноту коридора, но на этом сцена оканчивается. Однако сюжет показанного ранее сна Фреда предвещает нападение на Рене. А зеркальные отражения и двойные тени, отбрасываемые в гостиной, словно предвещают удвоение персонажей.

Стоит отметить, что историю супругов сопровождает ежедневное появление загадочных видеокассет неизвестного происхождения. На первой снят фасад жилища Мэдисонов. На второй сами супруги, спящие в постели. Третью видеокассету Фред находит на пороге своего дома наутро после возвращения с вечеринки. На отснятых кадрах он с ужасом узнаёт себя рядом с расчленённым телом своей жены. Убийство Рене в фильме изображается достоверно, но лишь косвенно, через присланную видеокассету. Вслед за предполагаемым убийством жены следует арест мужа. Сцена суда сокращена до закадрового чтения приговора во время препровождения Фреда Мэдисона в тюремную камеру.

Превращение

Последовательность повествования в фильме резко преломляется в эпизоде, посвящённом тюремному заключению. Фреда Мэдисона, ожидающего смертной казни, сводят с ума обрывки воспоминаний об убийстве собственной жены. Тюремный врач даёт ему какой-то препарат, говоря, что Фред теперь сможет уснуть. И в ту же ночь происходит загадочное превращение в Пита Дейтона. В самом фильме метаморфоза главного персонажа передаётся косвенно: после ночных мучений Фреда Мэддисона, наутро в его камере обнаруживают Пита Дейтона. Однако в сценарии превращение персонажей описывается последовательно и взаимосвязано:

Фред подносит свою дрожащую, истерзанную руку ко лбу. Прижав руку, он проводит ей по лицу. Черты лица стираются, а на их месте остаётся пустая белая масса с глазницами. Камера устремляется в направлении пустых глазниц и проникает за их пределы… …Пустое лицо Фреда начинает искажаться и принимает черты Пита Дейтона. Фред Мэддисон становится Питом Дейтоном. Оригинальный текст (англ.)   Fred brings his shaking, tortured hand to his forehead. He pulls his hand down across his face squeezing it as it goes. As his hand passes over his face, Fred's features are removed leaving a blank, white mass with eye sockets. We move into the eye sockets and beyond… …Fred's blank face begins to contort and take on the appearance, feature by feature, of Pete Dayton. Fred Madison is becoming Pete Dayton.

В качестве вероятного объяснения этого перехода можно предположить, что беспокойное сознание Фреда предоставило ему единственно возможный в сложившейся ситуации путь к отступлению. Бегство в воображаемый мир фантазии. В этом плане некоторые авторы усматривают сюжетную параллель с короткометражным фильмом «Случай на мосту через Совиный ручей», снятым французским режиссёром Робертом Энрико в 1962 году. По сюжету короткометражки момент казни через повешение растягивается в получасовой воображаемый побег приговорённого к смерти. В случае Фреда Мэдисона, бегство от реальности порождает переход в мир Пита Дейтона.

История Пита Дейтона

История Пита Дейтона, после его выхода из тюрьмы, постепенно наполняется отсылками к первой части фильма. Более того, многие пробелы из сюжета о Фреде Мэдисоне заполняются и находят своё продолжение, а ранее казавшиеся бессвязными явления и персонажи обретают завершённость и целостность.

Первой косвенной отсылкой является упоминание событий, которые произошли «той ночью». Тему «той ночи» затрагивает в разговоре с Питом его подруга Шейла. В сцене разговора Пита с родителями опять поднимается тема «той ночи». При этом повествование прерывается последовательностью кадров, которые ранее были использованы в качестве иллюстрации воспоминаний Фреда об убийстве Рене. Появление этих кадров может свидетельствовать о попытке Фреда переложить вину за совершённое преступление на Пита Дейтона. Более того, неспособность Пита вспомнить события «той ночи» эхом напоминают о неспособности или нежелании Фреда вспомнить убийство Рене.

Далее по сюжету в истории Пита появляется персонаж, которого полицейские называют Диком Лораном. Тем самым заполняется один из первых пробелов в фильме. Дик Лоран или мистер Эдди является очередным гротескным линчевским злодеем наряду с такими персонажами как Фрэнк из «Синего бархата» или Бобби Перу из «Диких сердцем».

Следующее важное событие предваряет очередной отголосок из истории Фреда Мэдисона. Во время работы в автомастерской до Пита доносится звук саксофона из радио, причём мелодия идентична той, которую Фред играл в клубе Luna Lounge. Спустя несколько мгновений, Пит встречается взглядом с Элис, которая приезжает вместе с мистером Эдди. В роли Элис перед зрителем предстаёт Патрисия Аркетт, уже знакомая по роли Рене в первой части фильма. С этого момента мистический и детективный нарратив дополняется элементами классического нуара. Между Питом и Элис завязывается роман, о котором становится известно мистеру Эдди. После этого Дик Лоран дважды угрожает Питу Дейтону расправой. Причём в сцене телефонной угрозы мистер Эдди даёт слово Таинственному человеку, который обращается к Питу с той же фразы, что и к Фреду: «Мы с вами уже встречались, не так ли?». Так в истории Пита появляется Таинственный человек, а также подтверждается ответ Энди из первой части фильма, в котором он сообщил Фреду, что Таинственный человек является другом Дика Лорана.

Выход из сложившегося любовного треугольника находит Элис, которая воплощает собой образ роковой женщины. Она предлагает Питу ограбить её знакомого Энди, чтобы разбогатеть и уйти от расправы. Таким образом, в мире Пита появляется очередной персонаж, известный по первой части фильма, — Энди. Однако теперь Энди является приятелем Элис, причём о своей встрече с ним она рассказывает Питу ту же историю, что и Рене в начале фильма рассказывала Фреду. Отличительной особенностью является то, что на этот раз история приводится полностью. Выясняется, что Энди занимается порнобизнесом, в который он вовлёк и Элис. Дополнительным подтверждением этому служит проецируемый в особняке у Энди сюжет с участием Элис, который, к тому же, косвенно перекликается со сценой получения анонимной видеокассеты в первой части фильма (при получении и просмотре первой видеозаписи Фред и Рене испытывают лёгкое замешательство и неловкость, что служит тонким намёком на её возможное непристойное содержание). В итоге, в истории Пита Дейтона подтверждаются худшие подозрения Фреда относительно измены Рене.

Во время ограбления происходит несчастный случай и Энди погибает. Пит в смятении говорит Элис: «Мы убили его». Однако она отвечает: «Ты убил его». Попытка переложить вину на Пита, находит дальнейшее продолжение ещё и в сцене расследования. Детективы, арестовавшие Фреда Мэдисона в первой части фильма, появляются в доме погибшего Энди, где при обыске обнаруживают отпечатки Пита Дейтона. Один из детективов обращает внимание на совместный снимок Дика Лорана, Рене Мэдисон и Энди и заключает, что «плохих совпадений не бывает». В этом заключении усматривается предположение о возможной связи Пита Дейтона не только с гибелью Энди, но и с убийством Рене Мэдисон.

Обратное превращение

Обрывки воспоминаний из жизни Фреда последовательно просачиваются в историю Пита, постепенно разрушая её, и, в конце концов, Пит Дейтон претерпевает обратную трансформацию во Фреда Мэддисона. Превращение происходит в пустыне, куда Пит и Элис прибывают после ограбления. Здесь, в ожидании скупщика краденого, они занимаются любовью. Неожиданно Элис поднимается и скрывается в доме, сообщив Питу, что он никогда не заполучит её. Вслед за уходом Элис на месте Пита появляется Фред Мэдисон. Обратная метаморфоза предвещает разрушение иллюзии, однако происходит в пределах фантазии.

Появившись в пустыне, Фред встречает Таинственного человека с видеокамерой (вероятный намёк на источник кассет, присланных Мэдисонам в первой части фильма. На вопрос Фреда об Элис, Таинственный человек отвечает, что Рене и Элис — это один и тот же персонаж. До этого подобное предположение, только в вопросительной форме, было высказано Питом Дейтоном в доме у Энди во время ограбления. Поводом послужила найденная фотография, на которой были запечатлены вместе мистер Эдди, Рене, Элис и Энди.

После встречи с Таинственным человеком Фред поспешно садится в автомобиль и уезжает. Вслед за этим он появляется в отеле Lost Highway. Сцена в отеле позволяет заполнить ещё один из пробелов в фильме. Очевидным образом изображается измена Рене. К тому же выясняется, что Рене встречалась с Диком Лораном, а не с Энди, как подозревал Фред. Дождавшись отъезда Рене, Фред отвозит Дика Лорана в пустыню. Там опять появляется Таинственный человек и помогает Фреду убить любовника жены. Способность наблюдать за действиями главного персонажа и даже оказывать влияние на его поступки сближает образ Таинственного человека с такими линчевскими персонажами, как Мужчина с планеты из «Головы-ластика» или Боб из «Твин Пикса».

В заключительном эпизоде Фред передаёт в домофон своего же особняка сообщение о том, что «Дик Лоран мёртв», после чего садится в автомобиль и пытается скрыться от полицейского преследования. Во время ухода от погони Фред, возможно, претерпевает очередное превращение, так как его лицо начинает искажаться, появляется дым и яркие вспышки света по аналогии с эпизодом в тюремной камере. С другой стороны, в контексте сравнения с фильмом «Случай на мосту через Совиный ручей» последние кадры, возможно, иллюстрируют предсмертную агонию казнённого на электрическом стуле.

Эдипов конфликт

Исследованию структуры и образности фильма «Шоссе в никуда» отчасти посвящена книга «Искусство смешного возвышенного», написанная словенским философом Славоем Жижеком. В своём эссе Жижек предпринял попытку «лаканианской интерпретации» фильма, то есть акцентировал внимание на психоаналитическом прочтении «Шоссе в никуда». При этом автор уточнил, что у прямого психоаналитического прочтения имеются свои пределы. А именно, рассмотрение всего происходящего с Питом Дейтоном в качестве галлюцинации Фреда Мэдисона Жижек посчитал такой же крайностью, как и отказ от всех попыток интерпретации происходящего на экране. Вдобавок, Славой Жижек предостерёг от устаревших юнгианских рассуждений, в рамках которых отдельные персонажи фильма могут трактоваться, как простые проекции различных отрицаемых аспектов личности Фреда.

Нужно абсолютно точно констатировать, что мы имеем дело с реальной историей (страдающего импотенцией мужа и т. д.), переходящей в некоторый момент (убийство Рене) в психотическую галлюцинацию, в которой герой восстанавливает параметры эдипова треугольника, что возвращает ему потенцию: Пит снова превращается во Фреда, то есть мы возвращаемся к реальности точно в тот момент, когда в психотической галлюцинации невозможность отношений подтверждает себя, и блондинка Патрисия Аркетт (Элис) говорит своему молодому любовнику: «Я никогда не буду твоей!».

Славой Жижек

Чтобы прояснить двойственную природу происходящего в фильме «Шоссе в никуда», Жижек предложил обратить внимание на взаимосвязь между двумя парами главных персонажей. В первых сценах фильма изображена «нормальная» супружеская пара Фреда Мэдисона (вероятно, страдающего импотенцией) и его скрытной и (возможно) неверной жены Рене. Подозревая жену в измене, Фред убивает её (или фантазирует на тему её убийства). Вслед за этим событием действие фильма переносится в мрачный мир с восстановленным эдиповым треугольником: молодой двойник Фреда — Пит Дейтон составляет пару с копией Рене — Элис, сексуально агрессивным воплощением роковой женщины. Во главе «третьего угла» находится Дик Лоран — покровитель и любовник Элис, препятствующий её отношениям с Питом Дейтоном.

Для уточнения двойственной сущности главных персонажей Славой Жижек обращает внимание на две любовные сцены из фильма «Шоссе в никуда»: первую «отчуждённую» между Фредом и Рене и вторую «сверхстрастную» между Питом и Элис. Оба эпизода заканчиваются неудачей для мужчины: в первом случае Рене утешительно похлопывает Фреда по плечу, а во втором — Элис шепчет на ухо Питу: «Я никогда не буду твоей!», после чего исчезает в доме посреди пустыни. Именно после второй неудачной любовной сцены Пит превращается обратно во Фреда. Обратное превращение может быть подтверждением ложности «фантазмического выхода», подтверждением невозможности нормальных отношений между Фредом и Рене (Питом и Элис) во всех вообразимых мирах.

Ключевым аспектом перехода от реальности к мрачному миру фантазии является изменение статуса препятствия. Отношения первой пары (Фред и Рене) обречены по врождённым причинам. В то время как отношения второй пары (Пит и Элис) ограничиваются внешним, устранимым препятствием (Дик Лоран). Развязкой в первом случае является убийство Рене, а во втором случае — убийство Дика Лорана. Тем не менее, обе развязки в итоге приводят к разрыву отношений между парами главных персонажей, что опять же подтверждает невозможность отношений и в реальном и в вымышленном мирах. Поэтому запутанная концовка фильма объясняется постепенным расщеплением фантазии. Обратное превращение Пита Дейтона во Фреда Мэдисона также происходит в пределах фантазии. Границы между реальностью и фантазией проводятся дважды после сцен убийств. Фантазия Фреда начинается сразу же вслед за убийством Рене (сцены в суде и камере смертников — уже фантазия). К реальности фильм возвращается после убийства Дика Лорана, когда Фред пытается уйти от полицейской погони.

Психогенная фуга

В рекламном слогане, который кинокомпания Ciby 2000 использовала перед выходом фильма на экраны, сюжет «Шоссе в никуда» уподоблялся «психогенной фуге» (англ. psychogenic fugue). В медицине данный термин используется для обозначения психического расстройства, характеризующегося частичной амнезией, вследствие которой человек искажённо воспринимает реальность. Дэвид Линч подчёркивал, что не знал о данной болезни в период работы над сценарием и во время съёмок фильма. По его словам, термин «психогенная фуга» случайно обнаружила Дебра Вулигер из отдела рекламы, просматривая какой-то медицинский журнал, а режиссёру просто понравилось словосочетание, вызывающее к тому же ассоциации с соответствующей формой в музыке.

Ещё одну параллель с «психогенной фугой» Дэвид Линч провёл в своей книге «Поймать большую рыбу». Он написал, что был увлечён судом над О. Джеем Симпсоном в период работы над «Шоссе в никуда». Линча поразил тот факт, что обвиняемый продолжал жить, как ни в чем не бывало, после совершённого убийства. Как оказалось, состояние, при котором забываются болезненные события прошлого, очень точно может охарактеризовать медицинский термин «диссоциативная фуга». По словам режиссёра нечто схожее «в некотором смысле» изображено и в его фильме «Шоссе в никуда».

Схожее объяснение событиям фильма даёт Грег Олсон в своей книге, посвящённой фильмографии Дэвида Линча. Анализируя «Шоссе в никуда», Олсон, в итоге, предлагает тюремное заключение Фреда Мэддисона рассмотреть в качестве исходной реальности фильма. При этом арест Мэддисона может быть обусловлен его личным сообщением в полицию о смерти жены, так как сам факт убийства им отрицается. Согласно данной трактовке, загадочные события фильма предстают в качестве имманентных переживаний заключённого Фреда Мэддисона. Его воспалённое сознание, терзаемое желанием и гневом, любовью и жаждой отмщения, порождает все сюжетные ответвления: историю Фреда и Рене, Пита и Элис, а также расправу с Диком Лораном.

Образ Таинственного человека

Прозвищем Таинственный человек (англ. Mystery Man) в титрах обозначен загадочный персонаж Роберта Блейка. В различных трактовках Таинственный человек преимущественно рассматривается как абстрактная фигура. Дэвид Линч не говорил о его символическом значении, но подтвердил, что он «воплощает некоторую абстракцию». Схожую точку зрения разделяет и соавтор сценария Барри Гиффорд. В своём интервью 1997 года для журнала Cinefantastique он назвал Таинственного человека продуктом воображения Фреда Мэдисона, а их первую встречу на вечеринке у Энди — первым видимым проявлением безумия Фреда.

Абстрактная природа Таинственного человека очевидным образом проявляется в эпизоде телефонного разговора на вечеринке у Энди. Вся странность сцены заключается в том, что Таинственный человек отвечает по телефону из дома Фреда Мэдисона и в то же время находится рядом со звонящим ему Фредом Мэдисоном. Факт одновременного присутствия в двух местах указывает на вневременную и внепространственную природу персонажа. По словам режиссёра Таинственный человек как раз и возник благодаря замыслу эпизода встречи на вечеринке у Энди:

У меня была идея, которой я поделился с Барри, когда мы ещё писали сценарий. Один парень приходит на вечеринку. Это такой неопытный, невинный персонаж. На вечеринке он встречает другого человека, ещё моложе, который выглядит там совершенно неуместно и ни с кем на этой вечеринке не знаком. Он пришёл с девушкой, которая там хорошо всех знает. Вообще-то она втягивает неопытного героя в странную историю, но он пока об этом не догадывается. И он начинает говорить с этим парнем помладше, и тот говорит ему странные вещи вроде тех, что Таинственный человек говорит Фреду Мэдисону. И Барри просто загорелся этой идеей. Так и возник Таинственный человек из «Шоссе в никуда».

Кинопрокат и критика

Первые показы фильма в кинотеатрах Европы начались с середины января 1997 года. В США премьера состоялась 21 февраля 1997 года, прокат был ограничен, а итоговые кассовые сборы составили $ 3 675 201, что не окупило и трети изначального бюджета в $ 15 миллионов. Дистрибуцией фильма занималась кинокомпания October Films.

По сравнению с предыдущим фильмом Линча «Твин Пикс: Сквозь огонь», выход которого был едва освещён в прессе, прокат фильма «Шоссе в никуда» сопровождался критическими публикациями более чем в 40 заметных периодических изданиях. Кинокритики оценили творение Дэвида Линча неоднозначно. На обобщающем рецензии сайте Rotten Tomatoes 60 % из 42 отзывов — положительные. Сходным образом, на сайте Metacritic только половина из 21 критического обзора содержит положительную оценку фильма. В положительных рецензиях отмечались художественная смелость режиссёра, а также сложный нелинейный сюжет картины. С другой стороны многие рецензенты не смогли, либо не пожелали найти объяснение событиям фильма во многом определив этим свои негативные оценки.

Кинокритик Роджер Эберт в своей рецензии написал, что просмотрел фильм дважды, надеясь понять смысл происходящего. По мнению Эберта, фильму недостаёт ясности, а сюжет подобен сборнику, в котором объединены вместе разрозненные сцены для их возможного использования в будущем. Несмотря на отдельные выдающиеся сцены и волнующий саундтрек, зритель сталкивается с «пустым стилистическим фасадом». Даже критик Джин Сайскл, прежде защищавший фильмы Линча от негативных оценок со стороны своего коллеги Роджера Эберта, не понял режиссёрский замысел «Шоссе в никуда». Отрицательные отзывы Эберта и Сайскла были использованы Дэвидом Линчем в рекламной кампании фильма. Их мнения афишировались в качестве дополнительных причин для просмотра «Шоссе в никуда».

Многие рецензенты отмечали художественную преемственность нового фильма Дэвида Линча. Люсия Боззола в описании фильма на сайте allmovie, назвала «Шоссе в никуда» квинтэссенцией режиссёрского почерка Дэвида Линча, в которой сплетаются игра воображения, двойники, герои, злодеи, роковая женщина и общий поток событий, идущий вразрез с пространственно-временной логикой повествования. Сравнивая новый фильм Линча с предыдущими работами режиссёра, кинокритик Джеймс Берардинелли охарактеризовал «Шоссе в никуда», как более удачный нежели последние две картины «Дикие сердцем» и «Твин Пикс: Сквозь огонь». Оуэн Глеиберман в своей рецензии, опубликованной на сайте Entertainment Weekly, называет «Шоссе в никуда» самым смелым творением Линча со времен «Синего бархата», однако в целом впечатление от новой киноленты не поразило кинокритика.

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• Buckland W. Puzzle films: complex storytelling in contemporary cinema. — Blackwell Publishing, 2009. — 252 с. — ISBN 978-1-4051-6861-8.
• McGowan T. The impossible David Lynch. — Columbia University Press, 2007. — 278 с. — ISBN 0-231-13955-1.
• Olson G. David Lynch: beautiful dark. — Scarecrow Press, 2008. — 733 с. — ISBN 978-0-8108-5917-3.
• Дэвид Линч. Интервью: Беседы с Крисом Родли / Пер. с англ. Т. Алешичевой, Т. Деткиной, А. Лежениной. — СПб: Издательская Группа «Азбука-классика», 2009. — 480 с. — 5 000 экз. — ISBN 978-5-9985-0374-0.
• Жижек С. Искусство смешного возвышенного. О фильме Дэвида Линча «Шоссе в никуда». — М: Издательство «Европа», 2011. — 168 с. — ISBN 978-5-9739-0204-9.
• Линч Д. Поймать большую рыбу: медитация, осознанность и творчество / Пер. с англ. К. А. Кистяковской. — М: Эксмо, 2009. — 208 с. — ISBN 978-5-699-32205-3.

Ссылки

• «Шоссе в никуда» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/lost-highway-v154436 «Шоссе в никуда»]  (англ.) на сайте allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/lost_highway/ «Шоссе в никуда»]  (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
• [www.lynchnet.com/lh/index.html «Шоссе в никуда»]  (англ.) на сайте LynchNet.com
• [www.lynchnet.com/lh/lhscript.html Сценарий фильма]  (англ.) на сайте LynchNet.com

Отрывок, характеризующий Шоссе в никуда

Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.