Шотемор, Шириншо

Шотемур Шириншо
Шириншо Шотемур
Имя при рождении:	Шириншо
Род деятельности:	государственный деятель
Дата рождения:	1 декабря 1899(1899-12-01)
Место рождения:	Поршинев, Шугнанский район ГБАО
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	27 октября 1937(1937-10-27) (37 лет)
Место смерти:	Москва
Супруга:	(с 1930 года) Киселёва Александра Михайловна
Дети:	сыновья Шириншо (1931) и Рустам (1936)
Награды и премии:	и другие

Шириншо Шотемур (тадж. Шириншо Шотемур, 1 декабря 1899 года, кишлак Поршинев, Шугнанский район, — 27 октября 1937 года, г. Москва) — таджикский советский политический, партийный и государственный деятель.

Биография

Шириншо Шотемур (в истории СССР известен как Шотемор) родился в семье крестьянина-бедняка. Образование получил в Университете трудящихся Востока в Москве (1929).

Окончил трудовую педагогическую школу, затем учился на педагогических курсах в Ташкенте. Трудовую деятельность Шириншо Шотемур начал 13-летним юношей в хозяйстве Памирского пограничного отряда. С 1914 по 1918 год работал в Ташкентском железнодорожном депо, рабочим на заводе Иванова. С 1919 года рабочий в Ташкенте. В 1921 вступил в РКП(б). В 1921—1924 председатель ревкома на Памире, инструктор ЦК КП(б) Таджикистана. В 1921 году Шириншо Шотемур принимал участие в хлеборазверстке в Худжандском уезде. В том же году он в составе военно-политической тройки был послан на Памир.

Шотемур до 1923 года работал председателем Революционного Комитета, а после отъезда председателя Т. М. Дьякова, с 1922 года одновременно председателем военно-политической тройки. В 1923—1924 годах Шотемур работал инструктором подотдела национальных меньшинств ЦК Компартии Таджикистана. Одновременно он руководил таджикской коммунистической секцией.

В 1925—1927 нарком Рабоче-крестьянской инспекции и уполномоченный ЦК КП(б) Узбекской ССР. Возглавлял операции по уничтожению басмачей и их «пособников» в Таджикистане. С 1929 ответственный секретарь Таджикского обкома КП(б) Узбекистана.

Шириншо Шотемур является одним из основных организаторов создания Таджикской Автономной Советской Социалистической Республики и ради этой цели, он отдал много сил, энергии,а в итоге и жизнь. В 1924 году при оформлении в Ташкенте первого в истории Таджикского правительства Шириншо Шотемур был назначен Наркомом рабоче-крестьянской инспекции и уполномоченным Центральной Контрольной комиссии КП(б) Узбекистана в Таджикистане. Кроме основной работы на Шотемура по совместительству временно были возложены обязанности народного комиссара финансов, председателя комиссии взаимопомощи партийцам и руководство тройкой по проведению режима экономики в республике.

В 1927 году Шотемур работал постоянным представителем Таджикской АССР в Узбекской ССР. Тогда же он был направлен на учёбу в Московский университет трудящихся Востока (КУТВ). На второй Таджикской областной партийной конференции (3—10 февраля 1929 г.) Шотемур заочно был избран членом областного комитета партии, а первый пленум Обкома партии избрал его ответственным (первым) секретарем Таджикского обкома партии.

Большой вклад Шотемур внес в присоединении Худжандского округа к Таджикистану и образовании Таджикской ССР.

«В настоящий момент, — писал он в 1929 году в адрес Политбюро ЦК ВКП(б), — мы особенно заостряем вопрос о присоединении к Таджикистану Худжандского округа, который в данное время находится в Узбекистане, что целиком соответствует политическим и экономическим интересам Таджикистана и этого округа».

Он смело ставил вопрос перед Политбюро ЦК ВКП(б) о выделении Таджикской республики из состава Узбекской ССР в самостоятельную республику.

На первом Учредительном съезде КП (б) Таджикистана 6—15 июня 1930 г. Шотемур был избран вторым секретарем ЦК КП (б) Таджикистана. В 1932 г. по настойчивой просьбе Шириншо Шотемура он был откомандирован на учёбу в Институт красной профессуры в Москву, но в декабре 1933 г. он был отозван с учёбы и избран председателем Президиума ЦИК Таджикской ССР. На этом высоком посту он проработал до июня 1937 г. В 1930—1933 2-й секретарь ЦК КП(б) Таджикистана. С 1933 председатель ЦИК Таджикской ССР и один из председателей ЦИК СССР.

Шириншо Шотемур в период работы постоянно избирался в руководящие партийные и советские органы, в 1925—1934 годах был членом Совета национальностей ЦИК СССР.

В 1937 году по сфабрикованному обвинению в участии в антисоветской националистической организации был арестован в Москве. 21 октября Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к смертной казни, 27 октября 1937 г. расстрелян. Похоронен на Донском кладбище в Москве. Реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 11 августа 1956 г.

Награждён медалью ЦИК Таджикской ССР «За борьбу против басмачества» (1930), орденом «Трудового Красного Знамени» (1935), Указами президента Республики Таджикистан Э. Ш. Рахмонова посмертно награждён орденом «Дружба» (27.08.1999), званием «Герой Таджикистана» (9.09.2006).

Ссылки

• [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1163401500 Ш. Шотемор: «Мой отец — глава ЦИК Таджикистана — вошел в мировую историю»]
• [www.history.tj/articles/1074517288_c3c8f8271a83f31660c5d60c6b348d48.pdf Шириншо Шотемур]

Отрывок, характеризующий Шотемор, Шириншо

«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.