Шотман, Александр Васильевич

Александр Васильевич Шотман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель ЦИК Автономной Карельской ССР
25 июля 1923 — 1924
Предшественник:	должность учреждена; как председатель облисполкома Карельской трудовой коммуны — Эдвард Гюллинг
Преемник:	Сантери Нуортева
Рождение:	25 августа (6 сентября) 1880(1880-09-06) с. Александровское, Шлиссельбургский уезд, Санкт-Петербургская губерния , Российская империя
Смерть:	30 октября 1937(1937-10-30) (57 лет) Москва, СССР
Место погребения:	Новое Донское кладбище
Партия:	ВКП(б) с 1899 года

Алекса́ндр Васи́льевич Шо́тман (партийные псевдонимы Берг, Горский; 1880—1937) — советский государственный и партийный деятель. Член ВКП(б) с 1899 года.

Биография

Родился 25 августа (6 сентября) 1880 года в селе Александровском Шлиссельбургского уезда Санкт-Петербургской губернии (ныне в черте Санкт-Петербурга) в семье рабочего. Окончил трёхклассное народное училище. С 15 лет работал токарем на заводах Лесснера, Нобеля и Обуховском.

Революционная деятельность

В 1899 году вступил в подпольный кружок РСДРП, в 1899—1901 годах являлся членом петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса. Один из организаторов Обуховской обороны в мае 1901 года. Работая на заводе Нобеля (ныне завод «Русский дизель»), был в 1902 году парторганизатором Выборгского райкома и членом Петербургского комитета РСДРП. Делегат II съезда РСДРП (Брюссель — Лондон, 1903) от Петербургской организации, на котором с самого начала раскола примкнул к ленинскому крылу (большевикам).

После возвращения в Россию нелегально работал в Ярославле и Костроме в качестве члена Северного комитета, неоднократно подвергался арестам.

В период революции 1905—1907 годов — член Петербургского комитета партии, после высылки осенью 1905 года — Одесского комитета. По возвращении в столицу был кооптирован в Петербургский комитет, снова работал в Выборгском районе. В 1908 году А. В. Шотман — член Центрального правления Союза металлистов; одновременно работал в подпольной организации Василеостровского района.

В 1910—1913 гг. — член Гельсингфорсского комитета финляндской социал-демократической партии. В связи с провалом военной организации Балтийского флота бежал за границу, где участвовал в Поронинском совещании ЦК РСДРП (окрестности Кракова, октябрь 1913 года) с партийными работниками, был кооптирован в состав Центрального комитета и Русского бюро ЦК РСДРП. Направлен на подпольную работу в Россию. В ноябре 1913 года был арестован в Екатеринославе и сослан на три года в Нарымский край.

До 1917 года находился в ссылке. После Февральской революции А. В. Шотман стал членом Томского комитета РСДРП(б), а затем был направлен в Финляндию. С июня — член Петроградского окружного комитета РСДРП(б), делегат VI съезда партии, член Предпарламента. Избран депутатом Учредительного собрания от Петроградского губернского избирательного округа по списку № 2 (РСДРП(б)). После июльских дней осуществлял связь ЦК партии с находившимися в Разливе В. И. Лениным и Г. Е. Зиновьевым, организовывал переход Ленина в Гельсингфорс в августе 1917 года. Был участником расширенного заседания ЦК РСДРП(б) 6 (29) октября 1917 в Удельной, подтвердившего курс партии на вооружённое восстание.

Государственная деятельность

После Октября 1917 года А. В. Шотман занял пост заместителя наркома почт и телеграфов. В 1918—1919 годах — член Президиума ВСНХ, в 1920 году председатель Урало-Сибирской комиссии Совета Труда и Обороны, в 1920 году член Сибирского революционного комитета и председатель Сибирского ВСНХ.

В 1921 году — председатель Экономического совещания (Экосо) Северного Кавказа, в 1922—1923 гг. — Экосо Карельской трудовой коммуны.

С 25 июля 1923 года по конец 1924 года А. В. Шотман был председателем ЦИК Автономной Карельской ССР. Избирался делегатом XI Всероссийского и II Всесоюзного съездов Советов (январь — февраль 1924 года).

В 1925 году — председатель акционерного общества «Радиопередача».

С 1926 года работал в ВСНХ и Президиуме ВЦИК.

С 1928 года член президиума ВСНХ СССР. В 1930 году был членом Комитета по делам Камчатки и Сахалина. Делегат XIII—XVII съездов партии, в 1924—1934 годах — член Центральной контрольной комиссии ВКП(б), в 1924—1927 — кандидат в члены Президиума ЦКК. Член ВЦИК и ЦИК СССР.

В 1930-х годах — уполномоченный Президиума ВЦИК по особым делам, заведующий отделом кадров ВСНХ.

Проживал в Москве на Манежной улице, дом 9, квартира 3.

Гибель

Арестован 25 июня 1937 года, 29 октября за «участие в антисоветской троцкистской организации» приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу. Через день, 30 октября 1937 года приговор был приведён в исполнение.

Похоронен на Донском кладбище, могила 1. Реабилитирован 24 декабря 1955 года определением Военной коллегии Верховного суда СССР.

На Введенском кладбище в Москве установлен кенотаф А. В. Шотмана.

Память

В память об Александре Васильевиче Шотмане его именем названы улицы в ряде городов: в Петербурге, Петрозаводске, Кызыле и др.

26 сентября 1968 года в Петрозаводске на углу улиц Кирова и Германа Титова А. В. Шотману установлен памятник работы скульптора Г. Ф. Ланкинена, архитекторов В. И. Антохина и Ю. Ю. Кармы. Материал бюста и постамента — серый габбро-диабаз.

В 1974 году в Ленинграде перед музеем «Невская застава» (Ново-Александровская улица, д. 23) был открыт скульптурный мемориал «Первым марксистам Петербурга», где один из пяти бронзовых бюстов посвящён А. В. Шотману (скульптор А. А. Мурзин, архитектор А. Г. Леляков).

17 мая 1983 года открыта мемориальная доска на доме № 9 по Манежной улице (архитектор Ю. Н. Воскресенский, установлена на средства правительства Москвы).

В 1963 году на киностудии им. М. Горького создан фильм «Синяя тетрадь» о событиях лета 1917 года в Петрограде. Роль Александра Шотмана в нём исполнил Николай Граббе.

Сочинения

• «Как из искры возгорелось пламя». М., 1934.
• «Как из искры возгорелось пламя» (изд. «Молодая гвардия», 1935, 258 стр., тираж 20 000 экз.)
• «Ленин в подпольи в 1917 году» Л., ГИЗ, 1924.
• «Записки старого большевика». М., 1925.
• «Записки старого большевика». М. - Л., 1930.
• «Ленин в подпольи в 1917 году» М.-Л., ГИЗ, 1930.
• «Записки старого большевика». М., 1932.
• «Ленин в подпольи». М., 1932.
• «15 лет во главе Советского государства» М., 1934.
• «Записки старого большевика». Л., 1963.
• «Ленин в подполье». М., 1977.
• «Записки старого большевика». Л., 1983.

Литература

• Народные избранники Карелии: Депутаты высших представительных органов власти СССР, РСФСР, РФ от Карелии и высших представительных органов власти Карелии, 1923—2006: справочник / авт.-сост. А. И. Бутвило. — Петрозаводск, 2006. — 320 с.

Ссылки

• [imena.karelia.ru/persony/shotman_aleksandr_vasilevich/?page=12&sort=0&order=0&records_on_page=5 Национальная библиотека Республики Карелия. Шотман А. В.]
• Записки старого большевика, 3 изд., Л., 1963; Ленин в подполье (июль — октябрь 1917 г.), в кн.: Воспоминания о В. И. Ленине, т. 2, М., 1969.
• Ленинградский мартиролог. 1937—1938. Т. 5. СПб.: Издательство РНБ, 2002.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/152062/%D0%A8%D0%BE%D1%82%D0%BC%D0%B0%D0%BD Статья в Большой Советской Энциклопедии]
• [print.biografija.ru/?id=130951 А. В. Шотман на сайте Биография.ру]

Отрывок, характеризующий Шотман, Александр Васильевич

Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.