Шпага с гнутым эфесом
Поделись знанием:
Шпага с гнутым эфесомШпага с гнутым эфесом
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
| Шпага/рапира с гнутым эфесом | |
|---|---|
 Рапира с полным эфесом, Германия 1625—1650 | |
| Тип: | шпага/рапира |
| История службы | |
| Годы эксплуатации: | 1500—1650 |
| Войны и конфликты: | повсеместно в период использования |
| История производства | |
| Варианты: | с четвертным эфесом с полуэфесом с трёхчетвертным эфесом с полным эфесом |
| Тип клинка: | прямой, обоюдоострый |
| Тип эфеса: | открытый/полузакрытый |
Шпага с гнутым эфесом (англ. Swept-Hilt Rapier[1] [комм. 1]) — разновидность шпаг XVI—XVII веков. Своё название такая шпага получила в связи с тем, что её эфес состоит в основном из большего или меньшего количества дугообразных и кольцевидных деталей, выгнутых из металлических прутков.
Строго говоря, гнутыми эфесами могли оснащаться как шпаги, так и рапиры. Разница между ними состояла в том, что первые имели колюще-рубящие клинки умеренной длины и предназначались для использования на поле битвы, тогда как вторые обладали часто очень длинными клинками приспособленным в основном для колющих ударов, и предназначались для дуэлей и фехтовальных поединков в повседневной жизни. Также рапиры были не приспособлены для использования верхом. Как вид оружия рапира появилась во второй половине XVI века, а с начала XVII века начинается расцвет её использования. Так как в английском языке и шпаги, и рапиры обозначаются словом rapier, а шпаги, кроме того, часто называются мечами, английский оружиевед Эварт Окшотт, описывая оружие с гнутыми эфесами, для отличия шпаг от рапир был вынужден для обозначения шпаг прибегнуть к использованию немецкого термина райтшверт (нем. Reitschwert), что можно понять как рыцарский (Ritter) или кавалерийский (Reiter) меч (Schwert). Помимо этого, для шпаг существует термин рапира-меч (англ. Sword-Rapier)[3].
Содержание
История
Гнутый эфес берёт своё начало на Пиренейском полуострове, где начиная с 1460-х годов, испанские и португальские бойцы всё чаще использовали своё оружие не только для атаки, но для защиты, закладывая тем самым основу искусства фехтования. При этом они оснащали свои мечи дополнительными дугами для защиты пальцев перебрасываемых через крестовину, что было обычной практикой позволявшей лучше контролировать оружие, особенно при парировании. Эфес меча с двумя дугами по сторонам клинка и послужил основой для дальнейшего развития гнутых эфесов, в связи с чем Э. Окшотт назвал такой тип эфеса «базовым» (англ. Basic Hilt)[4].
Новые элементы эфеса начинают активно добавляться примерно с 1530-х годов, а после 1550 года количество вариантов становится настолько большим, что разобраться в них и классифицировать, становится достаточно затруднительным[1]. Гнутые эфесы продолжали оставаться в употреблении до 1640-х годов, хотя в XVII веке их формы, пропорции и украшения меняются параллельно с общими тенденциями моды. В этот период они украшаются деталями в виде шишечек или дисков, или оформлением напоминающим лепные украшения — всё это на видных местах гарды, крестовины могут быть чрезвычайно длинны, а концы защитных дужек сделаны в виде завитушки или кольцеобразного отростка; стиль в общем стремится к экстравагантности и даже местами к фантастичности[5].
Конструкция гнутого эфеса
Гнутый эфес мог иметь следующие составные части:
- Крестовина (Quillons) — прямая или изогнутая в форме S; во втором случае задняя ветвь (Rear Quillon) крестовины загибалась к клинку, а передняя (Forward Quillon) к навершию, защищая пальцы от рубящего удара и иногда образуя полноценную дужку доходящую непосредственно до уровня навершия. В редких случая могла быть дугообразной формы (у некоторых самых ранних экземпляров).
- Защитная дужка (Knuckle-Guard) — дугообразная деталь идущая от крестовины к навершию и предназначенная для защиты пальцев от рубящего удара. Как указано выше, могла представлять собой загнутую переднюю ветвь крестовины, в других случаях являлась отдельной от крестовины деталью.
- Щиток эфеса (Ecussson, Quillon-Block) — деталь в виде небольшой щитообразной пластины, расположенной в месте пересечения крестовины с рукоятью и предназначенной для усиления эфеса и крепления дуг.
- Дуги эфеса (Branches, Arms) — две дугообразные детали по обеим сторонам клинка, идущие к нему от щитка и предназначенные для защиты указательного и большого пальцев продевавшихся в описанные дуги при удержании оружия. В редких случая могла быть только одна дуга для указательного пальца, расположенная с «передней» части клинка.
- Стержень или зубец (Projecting prong) — располагался в нижней части дуги эфеса, выступая вбок перпендикулярно плоскости клинка, таким образом стержень блокировал клинок шпаги противника, скользнувший вдоль собственного клинка. Мог быть прямым, в этом случае обычно на конце располагался шарик, либо дугообразно изгибался в сторону крестовины. Имелось два стержня — по одному на каждой дуге; если он был один, то располагался на дуге с «передней» части клинка, тогда как от задней в таком случае отходило диагонально расположенное кольцо, соединявшиеся с крестовиной, или верхним кольцом, или защитной дужкой.
- Нижнее защитное кольцо (Ring-Guard) — расположенная с внешней стороны клинка перпендикулярно ему, кольцеобразная деталь соединяющая нижние концы дуг эфеса, выполняло те же функции, что и вышеописанные стержни.
- Верхнее защитное кольцо (Loop-Guard) — кольцеобразная деталь шедшая от нижних концов дуг эфеса к крестовине, диагонально по отношению к плоскости клинка. Между нижним и верхним защитными кольцами, могло располагаться одно или несколько средних защитных колец.
- Контргарда (Back-Guards) — часть гарды расположенная с внутренней стороны эфеса (то есть с той стороны оружия которая при нахождении в ножнах прилегает к бедру; при удержании оружия в руке она будет находится с левой стороны), обычно в виде изогнутых прутков числом от одного до трёх, идущих от нижних концов дуг эфеса к защитной дужке, или же к крестовине, с которыми они соединялись. В других случаях контргарда зеркально копировала внешнюю часть эфеса, то есть состояла из защитных колец; такой вариант был особенно распространён после 1600 года[2][6].
Классификация
При всём многообразии гнутых эфесов, Эварт Окшотт разделил их все на четыре основных группы (не считая «базового эфеса»), в зависимости от наличия тех или иных элементов: четвертные эфесы, половинные или полуэфесы, трёхчетвертные эфесы и полные эфесы. Группы в свою очередь разбиты на 29 типов и 11 подтипов. Так как реальное многообразие разновидностей эфесов гораздо больше, то для описания конкретных образцов можно комбинировать типы между собой, наподобие "полный эфес В с контргардой С"
- Четвертные эфесы — кроме крестовины обязательно имеют защитные дуги и нижнее защитное кольцо или штырьки. Защитные дужки (обязательно отдельные от крестовины) являются у этого типа возможным, но не обязательным элементом. Контргарда обычно из одного прутка.
- Полуэфесы — отличительной чертой данных эфесов является отсутствие защитной дужки; в некоторых случаях такое отсутствие может частично компенсироваться загнутой передней ветвью крестовины, могущей доходить по высоте до примерно половины высоты рукояти. Контргарда обычно из двух прутков.
- Трёхчетвертные эфесы — отличительная черта — обязательное наличие защитой дужки, во всех случаях представляющей собой загнутую переднюю ветвь крестовины. Контргарда обычно из двух прутков.
- Полные эфесы — обязательно имеют защитную дужку отдельную от крестовины и верхнее защитное кольцо; наличие последнего отличает полные эфесы от четвертных эфесов типа С и D, также имеющих защитные дужки отдельные от крестовины. Контргарда обычно из трёх прутков, или зеркальная[7]
Четвертной эфес
Кроме крестовины обязательно имеют защитные дуги и нижнее защитное кольцо или штырьки. Защитные дужки (обязательно отдельные от крестовины) являются у этого типа возможным, но не обязательным элементом. Контргарда обычно из одного прутка. Всего четыре типа:
- Тип А. Крестовина и две дуги, на конце каждой дуги короткий, выступающий перпендикулярно плоскости клинка штырёк.
- Тип В. Крестовина и две дуги, концы дуг соединены кольцом.
- Тип С. Крестовина и дуги со штырьками как у типа А, дополнительно добавлена защитная дужка.
- Тип D. Крестовина и дуги с кольцом как у типа В, дополнительно добавлена защитная дужка[8].
- Albion Machiavelli Medieval Sword 3 (6093319070).jpg
тип А
- Albion Marozzo Practice Sword (9823999983).jpg
Тип В
- Värja, Wilhelm Wirsberg, Solingen ca 1600 - Livrustkammaren - 35202.tif
Тип D
Полуэфес
Отличительной чертой данных эфесов является отсутствие защитной дужки; в некоторых случаях такое отсутствие может частично компенсироваться загнутой передней ветвью крестовины, могущей доходить по высоте до примерно половины высоты рукояти. Контргарда обычно из двух прутков. Всего шесть типов и один подтип:
 Внешние медиафайлы
| |
|---|---|
|
[wallacelive.wallacecollection.org/eMuseumPlus?service=direct/1/ResultLightboxView/result.t1.collection_lightbox.$TspTitleImageLink.link&sp=10&sp=Scollection&sp=SfieldValue&sp=1&sp=1&sp=2&sp=Slightbox_3x4&sp=0&sp=Sdetail&sp=1&sp=F&sp=T&sp=0 Тип С] |
|
|
[wallacelive.wallacecollection.org/eMuseumPlus?service=direct/1/ResultLightboxView/result.t1.collection_lightbox.$TspTitleImageLink.link&sp=10&sp=Scollection&sp=SfieldValue&sp=1&sp=1&sp=2&sp=Slightbox_3x4&sp=36&sp=Sdetail&sp=1&sp=F&sp=T&sp=43 Тип D] |
|
|
[wallacelive.wallacecollection.org/eMuseumPlus?service=direct/1/ResultLightboxView/result.t1.collection_lightbox.$TspTitleImageLink.link&sp=10&sp=Scollection&sp=SfieldValue&sp=1&sp=1&sp=2&sp=Slightbox_3x4&sp=0&sp=Sdetail&sp=1&sp=F&sp=T&sp=10 Тип F] |
- Тип A. Крестовина, дуги с изогнутыми штырьками, боковое кольцо (верхнее).
- Тип B. Крестовина, дуги с кольцом, верхнее кольцо.
- Тип С. Крестовина и дуги, переднее с изогнутым штырьком, конец задней дуги соединён диагонально расположенным кольцом с передней половиной крестовины.
- Тип D. Крестовина и дуги, верхнее кольцо. Передняя дуга с изогнутым штырьком, конец задней дуги соединён диагонально расположенной ветвью с верхним кольцом.
- Тип E. Крестовина и дуги соединённые кольцом, от задней дуги отходит ветвь, которая изгибаясь на уровне крестовины образует верхнее кольцо.
- Тип E¹. Отличается тем, что описанная выше ветвь-кольцо не отходит от задней дуги, а имеет полукруглый завиток соединяющийся с нижним кольцом.
- Тип F. Крестовина и дуги, верхнее кольцо, передняя дуга с изогнутым штырьком, конец задней дуги соединён диагонально расположенным кольцом с передней половиной крестовины[8].
- Värja, Tyskland, 1800-talets mitt, typen från 1500-talets slut. - Livrustkammaren.tif
Тип A
- Värja, Sydtyskland, 1550-tal - Livrustkammaren - 64422.tif
Тип В
- Värja, rappir, Tyskland ca 1600 - Livrustkammaren.tif
Тип D
Трёхчетвертной эфес
Отличительная черта — обязательное наличие защитой дужки, во всех случаях представляющей собой загнутую переднюю ветвь крестовины. Контргарда обычно из двух прутков. Всего шесть типов и один подтип:
| Внешние медиафайлы
| |
|---|---|
|
|
[wallacelive.wallacecollection.org/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=61122&viewType=detailView Тип D] |
- Тип A. Крестовина переходящая в защитную дужку, с дугами эфеса, передняя с изогнутым штырьком, конец задней дуги соединён диагонально расположенным кольцом с дужкой.
- Тип B. Крестовина переходящая в защитную дужку, с дугами эфеса соединёнными кольцом, передняя с изогнутым штырьком, задняя дуга соединёна ветвью с дужкой, в средней части ветвь расположена в плоскости крестовины.
- Тип C. Крестовина переходящая в защитную дужку, с дугами эфеса соединёнными двумя кольцами: нижним и верхним. Верхнее кольцо соединяется ветвью с дужкой.
- Тип C¹. Отличается тем, что верхнее кольцо соединяется с передней дугой ближе к нижнему кольцу.
- Тип D. Крестовина переходящая в защитную дужку, с дугами эфеса соединёнными тремя кольцами: нижним, средним и верхним. Верхнее кольцо соединяется ветвью с дужкой.
- Тип E. Крестовина переходящая в защитную дужку, с дугами эфеса имеющими отходящие изогнутые штырьки, кроме этого задняя дуга соединёна ветвью с дужкой, в средней части ветвь расположена в плоскости крестовины.
- Тип F. Крестовина переходящая в защитную дужку, с одной (передней) дугой эфеса. Конец дуги соединён диагонально расположенном кольцом с задней частью крестовины, от этой же точки крестовины отходит ветвь соединяющаяся с передней дужкой[8].
- Musee-de-lArmee-IMG 1081.jpg
Тип B
- Värja, sammansatt av ursprungligen ej samhörande delar, fästet sannolikt eftergjort, 1800-talets mitt. - Livrustkammaren.tif
Тип В
- Värja - Livrustkammaren - 61531.tif
Тип С
- Sword hilt Norsk Folkemuseum.jpg
Тип Е
- Värja ca 1575-1600 - Livrustkammaren - 17902-1 (cropped).tif
Тип Е
Полный эфес
Обязательно имеют защитную дужку отдельную от крестовины и верхнее защитное кольцо; наличие последнего отличает полные эфесы от четвертных эфесов типа С и D, также имеющих защитные дужки отдельные от крестовины. Контргарда обычно из трёх прутков, или зеркальная. Всего тринадцать типов и девять подтипов:
| Внешние медиафайлы
| |
|---|---|
|
|
[wallacelive.wallacecollection.org/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=61130&viewType=detailView Тип С³] |
|
|
[oruzhejnaya.ru/uploads/images/rapier/rapiers_im/03.jpg Тип I] |
|
|
[popgun.ru/files/g/79/orig/2100856.jpg Тип М] |
- Тип A. Прямая крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее и верхнее боковые кольца.
- Тип В. Прямая крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее кольцо, задняя дуга эфеса и защитная дужка соединенны между собой.
- Тип В¹. Отличается S-образно изогнутой крестовиной.
- Тип C. Прямая крестовина и дужка, дуги эфеса, нижнее и верхнее кольцо соединённое ветвью с защитной дужкой.
- Тип С¹. Отличается S-образно изогнутой крестовиной.
- Тип С². Отличается от типа С тем, что верхнее кольцо состоит из двух половин: задняя половина отходя от задней дуги эфеса соединяется с защитной дужкой, передняя соединяется с задней напротив перекрестья, где загибается вниз образуя завиток в центре получившегося верхнего кольца.
- Тип С³. Отличается от типа С наличием небольшого круглого щитка вместо нижнего кольца, расположенного под углом к голомени клинка.
- Тип С4. Отличается от предыдущего варианта S-образно изогнутой крестовиной.
- Тип D. Прямая крестовина и дужка, дуги эфеса, нижнее, среднее и верхнее кольца, верхнее соединённо ветвью с защитной дужкой.
- Тип D¹. Отличается от типа D отсутствием нижнего кольца, вместо которого имеется овальный щиток заполняющий пространство до среднего кольца.
- Тип D². Прямая крестовина и дужка, дуги эфеса, нижнее кольцо, дуги эфеса примерно по середине соединенны кольцом направленным перпендикулярно плоскости оружия. От задней половины крестовины отходит боковое кольцо соединяющееся с защитной дужкой.
- Тип E. Прямая крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, передняя с изогнутым штырьком, конец задней дуги соединён диагонально расположенным кольцом с передней половиной крестовины.
- Тип E¹. Прямая крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, передняя с изогнутым штырьком, задняя дуга соединёна ветвью с дужкой, в средней части ветвь расположена в плоскости крестовины..
- Тип E². Прямая крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, задняя дуга с изогнутым штырьком, конец передней дуги соединён диагонально расположенным кольцом с задней половиной крестовины. В верхней части кольцо соединяется с защитной дужкой.
- Тип F. Крестовина и защитная дужка, дуги с изогнутыми штырьками, верхнее боковое кольцо.
- Тип G. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее и верхнее боковые кольца, диагонально расположенное кольцо соединяет нижний конец передней дужки с верхним кольцом.
- Тип H. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее и верхнее кольца, верхнее кольцо соединяется ветвью с защитной дужкой. Кроме того, от задней половины крестовины отходит ещё одна дуга, проходящая над верхним кольцом и соединяющаяся с дужкой выше соединительной ветви кольца.
- Тип I. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее кольцо, дуги эфеса соединяются двумя почти горизонтально расположенными кольцами, третье кольцо, отходящее от задней дуги почти доходит до нижнего кольца. Задняя половина крестовины соединяется с защитной дужкой.
- Тип K. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, три кольца: среднее, верхнее и расположенное между ними, вместо нижнего кольца небольшой щиток. Верхнее кольцо соединяется ветвью с защитной дужкой.
- Тип L. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, нижнее кольцо и верхнее боковое, между ними ещё два горизонтальных кольца. Защитная дужка соединяется тремя дугами с задней частью крестовины.
- Тип M. Крестовина и защитная дужка, дуги эфеса, четыре кольца: среднее, верхнее и ещё два расположенных между ними, вместо нижнего кольца небольшой щиток. Верхнее кольцо соединяется ветвью с защитной дужкой.
- Тип N. Крестовина и защитная дужка, овальный щиток занимает пространство от концов дуг до крестовины. Верхнее боковое кольцо, выше него от задней половины крестовины к защитной дужке проходит горизонтальная дуга, соединённая двумя отростками с боковым кольцом.
- Värja - Livrustkammaren - 21715.tif
Тип А
- Detalj fäste - Livrustkammaren - 5363.tif
Тип В
- Kavaljersvärja ca 1600, klinga Miguel Cantero, Toledo, fäste Tyskland - Livrustkammaren - 51857.tif
Тип С
- Detalj värjfäste - Livrustkammaren - 39601.tif
Тип C²
- Värja, Frankrike - Livrustkammaren - 77459.tif
Тип D
- Fäste officersvärja - Livrustkammaren - 31040.tif
Тип D¹
- Värja, Italien, 1500-talets slut. Tillverkare Andrea Ferrara Ägare Gustav II av Sverig - Livrustkammaren.tif
Тип L
- Värja - Livrustkammaren.tif
Тип М
Напишите отзыв о статье "Шпага с гнутым эфесом"
Примечания
- Комментарии
- Источники и ссылки
- ↑ 1 2 Oakeshott, 2000, p. 137.
- ↑ 1 2 [libgost.ru/gost/26742-GOST_R_51215_98.html ГОСТ Р 51215-98 Оружие холодное. Термины и определения]. Проверено 10 июня 2015.
- ↑ Oakeshott, 2000, pp. 126, 135—137.
- ↑ Oakeshott, 2000, pp. 135—136.
- ↑ Oakeshott, 2000, p. 158.
- ↑ Oakeshott, 2000, pp. 128, 138—141.
- ↑ Oakeshott, 2000, pp. 137—141.
- ↑ 1 2 3 Oakeshott, 2000, pp. 138—139.
Литература
- Oakeshott, Ewart. European Weapons and Armour : From the Renaissance to the Industrial Revolution. — Woodbridge : Boydell Press, 2000. — ISBN 0851157890.</span>
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шпага с гнутым эфесом
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
