Шпалентор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Городские ворота
Шпалентор
Spalentor
Страна Швейцария
Город Базель
Координаты: 47°33′29″ с. ш. 07°34′53″ в. д. / 47.55806° с. ш. 7.58139° в. д. / 47.55806; 7.58139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.55806&mlon=7.58139&zoom=12 (O)] (Я)

Шпалентор — проездные ворота ныне не существующей городской стены в городе Базеле, Швейцарская Конфедерация. В 1933 году объявлены национальным памятником Базеля.

В октябре 1356 года большое землетрясение практически сравняло с землёй старый Базель. Восстановленный город жители окружили кольцом высоких каменных стеной и рвом, заполненным водой Рейна. Городская стена была усилена четырьмя десятками башен, семь из которых были проездными. Ворота Шпалентор были построены между 1387 и 1398 годом на большой дороге, ведущей в сторону Эльзаса — давнего торгового партнёра Базеля.

До середины XIX века городские стены Базеля выполняли свою оборонительную функцию, ворота охранялись стражей и запирались каждую ночь, мост через ров поднимался. Однако к концу XIX века они уже потеряли своё значение и стали существенно ограничивать рост города. При сносе городских стен было решено оставить три самых красивых (и непохожих друг на друга) башни — башню Святого Иоганна, башню Святого Албана и Шпалентор.

Квадратная в плане главная башня ворот высотой 40 метров и шириной 9,5 метров увенчана остроконечной крышей под узорчатой глазурованной черепицей. Главная башня фланкирована двумя цилиндрическими башнями высотой 28 метров с зубцами. В средневековье башни эти тоже имели высокие шатровые крыши, но в урагане 1842 года крыши были сорваны, да так и не восстанавливались. В одной из боковых башен сделана винтовая лестница, позволяющая попадать на башню после того, как снесли городскую стену. Раз в год, в «День открытых ворот», на башню разрешается подняться и туристам.

Внешняя стена башни имеет толщину около двух метров, стена со стороны города — 1,6 метра. С двух сторон ворота снабжены мощными опускными решётками из дуба с железными наконечниками.

Фасад ворот, обращённый в сторону дороги, богато декорирован. Над аркой размещён герб Базеля в лапах двух львов, вытесанный из местного красного песчаника (такого же, из которого построен знаменитый Базельский собор). Выше герба — скульптура Богоматери с младенцем, датируемая началом XV века; по левую и правую сторону от неё — пророки со свитками. На центральных зубцах внешнего портала ворот — два рыцаря со щитами, на которых также герб Базеля. В настоящее время все скульптуры заменены копиями; подлинники же сохраняются в Историческом музее Базеля.

На внутренней (городской) стороне ворот висит один из шести сохранившихся в Базеле исторических почтовых ящиков 1844 года с изображением легендарной Базельской голубки. Ящик и сейчас используется горожанами по прямому назначению.

Напишите отзыв о статье "Шпалентор"



Литература

  • Emil Major. Bauten und Bilder aus Basels Kulturgeschichte. Verlag Peter Heman, Basel 1986.
  • Hans Eppens. Baukultur in alten Basel. Verlag Frobenius, Basel 1974.

Ссылки

  • [altbasel.ch/gestern/spalentor1.html Das Spalentor]

Отрывок, характеризующий Шпалентор

Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.