Шпанская мушка

</td>

   </tr>

Шпанская мушка
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Членистоногие Класс: Насекомые Отряд: Жесткокрылые Семейство: Нарывники Род: Lytta Вид: Шпанская мушка
Латинское название
Lytta vesicatoria Linnaeus, 1758
Синонимы
Lytta crassicornis Costa 1882

Шпанская мушка, или шпанка ясеневая (лат. Lytta vesicatoria) — вид массовых жесткокрылых из семейства жуков-нарывников, с почти сердцевидной головой и восьмичленистым брюшком. Спинка покрыта выпуклыми гибкими длинными золотисто-зелёными с металлическим блеском надкрыльями, под которыми скрыты два больших перепончатых крыла. Имеет размеры 15—22 мм в длину и 5—8 мм в ширину. Распространён в южных и центральных районах европейской части России, на Украине и в Казахстане. Обитает на растениях семейств жимолостные и маслиновые.

Название

«Шпанской мушкой» называют и само насекомое, и различные препараты, изготовленные из него — порошок, настойки и мази. Под названием «шпанская мушка» также известны ещё два вида жуков Lytta menetriesi и Lytta flavovitatta, обитающих в Казахстане.

Распространение

Шпанская мушка распространена от Западной Европы до Восточной Сибири по средней и южной полосе умеренной зоны.

История и применение

Взрослый жук имеет характерный мышиный запах. Во время прикосновения на суставе между голенью и бедром выделяется желтоватая жидкость, а изо рта — пищеварительный секрет, оба содержат кантаридин (содержание его в гемолимфе около 5 %) — вещество, очень сильно раздражающее животные ткани и образующее волдыри.

Имеется сообщение, что в сантерии шпанские мушки использовались в составе благовоний.

Препараты на основе кантаридина до XX века широко использовались для повышения потенции, хотя даже в малых дозах оказывают отрицательное воздействие на почки, печень, желудочно-кишечный тракт и на центральную нервную систему. Запах препаратов своеобразный, вкус неприятный, остро-жгучий.

Порошок, а позже — пластырь шпанской мушки («нарывный пластырь») — один из самых древних и распространённых афродизиаков:

• Во времена Рима Ливия, коварная жена Октавиана Августа, подсыпала шпанку в еду с надеждой, что она вдохновит гостей Ливии к нескромности, что в будущем помогло бы ей шантажировать их.
• В 1572 году Амбруаз Паре написал отчёт о мужчине, страдающем от «самого страшного сатириаза» после принятия зелья, в составе которого крапива и шпанская мушка.
• В 70-х годах XVII в. гадалка и знахарка Ля-Вуазен предлагала «приворотное зелье» из шпанской мушки, сушёной крови крота и летучей мыши.

Описание

Жуки длиной от 11 до 21 мм, имеют металлически зелёную окраску, иногда с бронзовым или синим блеском. Усики находятся близко возле глаз, волокнистые, относительно длинные, к концу незаметно расширены, начиная с четвёртого членика окрас темнее, с металлическим блеском. На лбу имеется красное пятно. Темя с продольной бороздкой. Щиток сзади сильно сужен. Надкрылья у основания прилегают, мягкие. Лапки имеют тёмный окрас. Снизу тело жука покрыто серо-белыми волосками. 11-сегментные, нитевидные. Голова и переднеспинка в отстоящих редких длинных волосках, низ тела в прилегающих длинных белых волосках. Передние углы переднеспинки угловидно выступающие. Диск переднеспинки с продольной бороздкой и неравномерной грубой пунктировкой, как и на голове. У самца шпора передних голеней простая, средние голени с двумя шпорами. Внешняя шпора задних голеней толстая, к вершине обрезана, внутренняя шпора узкая.

Развитие

Самки откладывают яйца большими группами: от 50 до 200 штук. Личинка развивается в гнёздах земляных пчёл Colletes, Anthophora pariectina, где она питается запасами мёда.

Экология

Время лёта жука различно, в зависимости от его географического распространения и погодных условий, с мая по июнь. Этот вид нарывников населяет местности с богатой кустарниковой и древесной растительностью: на опушках лесов, лугах.

Питание

Поднимаются на кроны ясеней (Fraxinus), где объедают листья, оставляя лишь черешки и срединную жилку. Такие сильные повреждения крон, иногда и в кустарниковом подлеске (главным образом на бирючине, сирени, акации или маслине), продолжаются около 1 месяца. Бывало, что ранней весной в течение ночи жуки полностью уничтожали оливковые плантации Италии, а с приходом нового дня исчезали в виноградниках. Кормовым растением могут также являться деревья следующих родов: клён (Acer), тополь (Populus), роза (Rosa), и сирени (Siringa).

Систематика

Вид имеет три подвида:

• Lytta vesicatoria moreana Pic, 1941
• Lytta vesicatoria togata Fischer-W., 1844 — Окрашен в синий, зелёный и жёлтый цвета. Надкрылья синие с жёлтой продольной полосой в центре каждого надкрылья и располагает она от самого основания до самого конца надкрылий; вокруг жёлтой полосы синий цвет более тёмный или почти фиолетовый. Голова, усики и переднеспинка окрашено в оба, зелёный и синий, цвета. Лапки полностью зелёные.
• Lytta vesicatoria vesicatoria (Linnaeus, 1758)

Литература

• Каменский Д. А., —. Мухи шпанские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Римский-Корсаков М. Н., —. Шпанская муха // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Шпанская мушка

Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.