Шпарвассер, Юрген

Юрген Шпарвассер
Общая информация
Родился	4 июня 1948(1948-06-04) (75 лет) Хальберштадт, ГДР
Гражданство	ГДР Германия
Рост	180 см
Позиция	нападающий полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1956—1964	Локомотив (Хальберштадт)
1965—1966	Магдебург
Клубная карьера*
1966—1979	Магдебург	298 (133)
Национальная сборная**
1964—1966	ГДР (до 18)	19 (7)
1966—1972	ГДР (до 23)	7 (4)
1969—1977	ГДР	48 (14)
1972	ГДР (олимп.)	11 (6)
	ГДР (B)	2 (1)
Тренерская карьера
1990—1991	Дармштадт 98
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза	Мюнхен 1972	футбол
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ю́рген Шпарва́ссер (нем. Jürgen Sparwasser; род. 4 июня 1948, Хальберштадт) — немецкий футболист. Играл нападающим и атакующим полузащитником в «Магдебурге».

Биография

За 53 игры в составе Сборной ГДР по футболу забил 15 голов.

Приобрёл широкую известность в 1974 году, когда команда ГДР единственный раз за свою историю выступала на финальном турнире чемпионата мира, который проходил на территории соседней ФРГ.

В 1-м раунде команды ГДР и ФРГ оказались в одной группе. Матч между командой ГДР и будущим чемпионом мира, состоявшийся 22 июня 1974 года, завершился сенсационной победой ГДР со счётом 1:0. Гол на 77-й минуте матча забил Юрген Шпарвассер.

Этот гол длительное время показывали по телевидению ГДР в идеологических целях. Однако, в дальнейшем, Юрген Шпарвассер, будучи приглашённым на турнир ветеранов в ФРГ, отказался возвращаться в ГДР.

В ФРГ Шпарвассер вначале выполнял обязанности помощника тренера, в 1988—1990 годах помогал Карлу-Хайнцу Фельдкампу тренировать «Айнтрахт» (Франкфурт-на-Майне), затем стал главным тренером команды «Дармштадт 98» (вторая Бундеслига). В настоящее время сотрудничает в качестве эксперта с рядом печатных изданий и телеканалов Германии.

Достижения

• Победитель Кубка обладателей кубков УЕФА: 1974
• Номинант на «Золотой мяч»: 1974
• Лучший бомбардир «Магдебурга» в еврокубках: 20 голов

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубок ГДР		Еврокубки		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Магдебург	1965/66	6	2	?	?	1	0	7+	2+
	1966/67	27	22	?	?	-	-	?	?
	1967/68	21	9	?	?	0	0	?	?
	1968/69	23	11	1+	1+	0	0	24+	12+
	1969/70	24	9	?	?	4	3	28+	12+
	1970/71	25	14	?	?	0	0	?	?
	1971/72	25	7	?	?	0	0	?	?
	1972/73	21	6	1+	2+	4	4	26+	12+
	1973/74	24	12	?	?	9	3	33+	15+
	1974/75	11	7	?	?	2	2	13+	9+
	1975/76	25	13	?	?	2	0	27+	13+
	1976/77	24	10	?	?	6	2	30+	12+
	1977/78	22	6	1+	?	8	5	31+	11+
	1978/79	20	5	1+	?	4	1	25+	6+
Всего за карьеру		298	133	49	20	40	20	387	173

Ссылки

• [www.sos-kinderdoerfer2006.de/4/news/juergen_sparwasser_interv.html Интервью]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Шпарвассер, Юрген

После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.