Шпегель, Мартин
| Мартин Шпегель хорв. Martin Špegelj<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Мартин Шпегель в 2011 году</td></tr> | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 24 августа 1990 года — 2 июля 1991 года | ||||
| Президент: | Франьо Туджман | |||
| Предшественник: | Петар Кристе | |||
| Преемник: | Шиме Джодан | |||
| Рождение: | 11 ноября 1927 Вировитицко-Подравская жупания, Королевство сербов, хорватов и словенцев | |||
| Смерть: | 11 мая 2014 (86 лет) Загреб, Хорватия | |||
| Партия: | Социал-демократическая партия Хорватии | |||
| Образование: | военный | |||
| Военная служба | ||||
| Годы службы: | 1944—1992 | |||
| Принадлежность: |  Югославия (до 1990) Хорватия (с 1990)
| |||
| Род войск: | сухопутные войска | |||
| Звание: | генерал | |||
| Командовал: | 5-я бригада Национальная гвардия Хорватии
| |||
| Сражения: | Народно-освободительная война Югославии Война за независимость Хорватии | |||
Мартин Шпегель (хорв. Martin Špegelj; 11 ноября 1927, Вировитицко-Подравская жупания — 11 мая 2014) — хорватский военно-политический деятель, 2-й министр обороны Хорватии, впоследствии начальник штаба хорватской армии и её генеральный инспектор. Считается, что в немалой степени именно благодаря его усилиям по организации и оснащения армии, Хорватии удалось выстоять в первый год войны в Хорватии. Из-за разногласий с президентом Франьо Туджманом подал в отставку в 1992 году, после того, как в конце 1991 года в Хорватской войне было достигнуто перемирие и активные военные действия были прекращены.
Содержание
Жизнь в Югославии
Мартин Шпегель родился 11 ноября 1927 года в селе Старый Градац. Его родители и семья были сторонниками ХСП. В годы Второй мировой войны Мартин был партизаном. Позже Шпегель поднялся до звания генерала ЮНА и командующего 5-й югославской армией, штаб-квартира которой находилась в Загребе.
После первых свободных многопартийных парламентских выборов в Хорватии в 1990 году Шпегель стал вторым министром обороны новой Хорватии. Он был одним из немногих в высшем руководстве Хорватии, кто предсказал неизбежность войны, поэтому вместе с словенским командованием разработал общий оборонительный план для обеих стран, если какая-то из них подвергнется нападению со стороны ЮНА.
Плёнки Шпегеля
В начале войны в Хорватии в середине 1990 года хорватские сербы организовали сопротивление (так называемую «революцию брёвен»), не приняв хорватскую государственную власть. Поскольку они были поддержаны войсками ЮНА (сначала негласно, а потом откровенно), Хорватия осталась практически беззащитной, поэтому Шпегель начал операцию закупки оружия на чёрном рынке, импортируя его из стран бывшего Варшавского договора, прежде всего с соседней Венгрии, а также Румынии.
В октябре 1990 года он был снят на плёнку во время разговоров с помощником, который на самом деле был тайным сотрудником контрразведки КОС коммунистической Югославии. В разговорах Шпегель говорит о вооружении хорватов в рамках подготовки к отделению Хорватии и грядущей гражданской войны[1]. Так называемые плёнки Шпегеля были преобразованы Военным центром кино и телефильмов «Застава» на документальный фильм, который в январе 1991 года был выпущен в эфир, где их смогла увидеть широкая югославская общественность. Обнародование плёнок имело целью служить оправданием вооруженной интервенции руководства Югославии против новоизбранной власти Хорватии[2].
Хорватское руководство, в том числе сам главный «актёр», сначала быстро опровергли плёнки как подделку, утверждая, что возможно не так уж опасны, записанные на видео разговоры были впоследствии продублированы. Однако их подлинность была позже почти подтверждена, и президент Хорватии Степан Месич был одним из первых из хорватской стороны. На большинстве пленки звучание искажено, а текст подаётся субтитрами и его читает голос за кадром, поэтому точность плёнки остаются под вопросом.
Руководство ЮНА в Белграде потребовало, чтобы Шпегель за это предстал перед судом по обвинению в государственной измене. Вследствие этого скандала и с целью снять напряжённость Туджман освободил его от должности. Опасаясь за свою жизнь, Шпегель бежал в Австрию, где оставался в течение нескольких месяцев.
Возвращение в Хорватию
Встревоженный ростом напряжённости и первыми жертвами войны, Шпегель убеждает себя вернуться в Хорватию, чтобы стать начальником штаба новой армии, которая находилась на этапе становления.
Когда в июне 1991 года вспыхнула война в Словении, Шпегель выступил с требованием ввести в действие общий план обороны, по которому Хорватия вступила бы в войну против ЮНА, захватывая её армейские казармы по всей Хорватии ( план Шпегеля ). Тем не менее, Туджман опасался открытого вооружённого противостояния и отказался поддержать словенцев.
Шпегель тогда был переведён на должность генерального инспектора хорватской армии, частично из-за своих разногласий с Туджманом.
Лишь через несколько месяцев разгорелась полномасштабная война, и план Шпегеля по атаке на армейские казармы ЮНА в Хорватии был реализован. Ход реализации вошёл в историю под названием «Битва за казармы», и в результате Хорватия получила немало столь необходимого ей тяжелого оружия.
Войну в определённой мере удалось остановить подписанием соглашения о прекращении огня в начале 1992 года, после чего Шпегель официально подал в отставку.
Послевоенные годы и критика властей
После войны Шпегель стал критиком политики Туджмана, обвинив его и его последователей в спекуляциях на войне. В 2001 году он опубликовал свою биографию, в которой весьма критично отозвался о Хорватском демократическом содружестве Туджмана и его политических маневров, которые как он доказывает, без необходимости подпитывали войну. Он также обвинил их в поддержке сепаратизма боснийских хорватов, что привело к их конфликту с боснийцами при Боснийской войны.
В свою очередь Шпегель подверг критике и приверженные Туджмана элементы в хорватской армии, в частности, Давор Домазет-Лошо, который считает, что Словенский война в июне 1991 была лишь поводом для вовлечения Хорватии в конфликт[3]. Тот считает, что план Шпегеля служил ловушкой для Хорватии, учитывая перспективу возникновения Битвы за казармы, которая принесла Хорватии несколько танков, бронетранспортёров и тяжёлых артиллерийских орудий, чем лишила Югославской народной армии около 10 % её военной мощи.
Напишите отзыв о статье "Шпегель, Мартин"
Примечания
- ↑ [www.icty.org/x/cases/slobodan_milosevic/trans/en/060125ED.htm The Prosecutor v. Slobodan Milošević - Witness Branko Kostić examined by Mr. Milošević]. International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia (25 января 2006). — «Page 47621 onwards» Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/6BqqfXT61 Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
- ↑ Renaud de la Brosse. [hague.bard.edu/reports/de_la_brosse_pt3.pdf Political Propaganda and the Plan to Create a "State for all Serbs" - Consequences of Using the Media for Ultra-Nationalist Ends - Part 3] (PDF). Office of the Prosecutor of the International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia (4 февраля 2003). — «Whether or not it was true, the video, broadcast twice the same evening, created the desired effect, that is an electric shock in Serbian public opinion which thus saw the confirmation of the intrinsically evil nature of the authorities in Zagreb ...» [www.webcitation.org/6Bqqg8Fxn Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
- ↑ Domazet-Lošo Davor. Hrvatska i Veliko Ratište. — Zagreb, Croatia: St. George Association, 2002. — ISBN 953-96313-0-0.
Ссылки
- [video.google.com/videoplay?docid=7456935228727451929 Špegelj Film]
Отрывок, характеризующий Шпегель, Мартин
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
