Шпильман, Рудольф
| Рудольф Шпильман | |
| Rudolf Spielmann | |
 Около 1903 года | |
| Страны: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
20 августа 1942 (59 лет) |
| Место смерти: | |
Ру́дольф Шпи́льман (нем. Rudolf Spielmann, 5 мая 1883, Вена — 20 августа 1942, Стокгольм) — австрийский шахматист еврейского происхождения, один из сильнейших мировых шахматистов начала 20 века[1]. Научился играть в шахматы ребёнком и слыл вундеркиндом. Был натурой нервной и впечатлительной, что стало причиной неровности турнирных успехов.
В игре Шпильман отличал острокомбинационный стиль; он стремился завязывать осложнения на доске с начала партии, был «рыцарем королевского гамбита». Эти качества позволили Рихарду Рети назвать Шпильмана «последним романтиком шахмат». «Шахматная партия — не математическая задача, а борьба, в борьбе же преимущество всегда на стороне атакующего»; «Мы не можем противостоять обаянию жертвы, так как увлечение жертвами свойственно натуре шахматиста» (Шпильман). Искусству жертвы он посвятил свою работу «Richtig opfern» (1935; в русском переводе — «Теория жертвы», М.—Л., 1936). Противоречия между творческими и спортивными целями обусловили неровность выступлений Шпильмана в соревнованиях. Наряду с успехами ему пришлось пережить и ряд неудач: Карлови-Вари (1923) — 17—18-е места, Москва (1925) — 12—14-е места и другие. Под влиянием неудач Шпильман изменил свой стиль игры в соответствии с требованиями времени (оставаясь сильным тактиком, стал вести атаки на солидной позиционной основе), отказался от применения королевского гамбита, опубликовав статью «О больном королевском гамбите» (русский перевод в журнале «Шахматный листок», 1923). Имя Шпильмана носит разработанный им вариант защиты Нимцовича.
Спортивные достижения
| Год | Город | Турнир | + | − | = | Результат | Место |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1912 | Аббация | Гамбитный турнир | из | 1 | |||
| Сан-Себастьян | из | 2-3 | |||||
| Пиштань | из | 2 | |||||
| 1914 | Баден | Гамбитный турнир | из | 1 | |||
| 1922 | Пиштань | из | 2-3 | ||||
| Теплиц-Шёнау | из | 1-2 | |||||
| 1926 | Земмеринг | из | 1 | ||||
| 1927 | Магдебург | из | 1 |
Шпильмана можно по праву назвать неоромантиком. Его кумирами были Андерсен и Чигорин. Шпильман — последний гений гамбитной игры. Внёс немалый вклад в теорию королевского гамбита. Обладал великолепным комбинационным зрением. Именно вследствие некоторой своей однобокости лучших своих результатов достиг в партиях против слабых соперников, терявшихся в сложных позициях.
Вскоре после оккупации Австрии, Шпильман, будучи евреем, был вынужден бежать в Швецию, где и умер в крайней нищете.
Книги
- Ein Rundflug durch die Schachwelt, B. — Lpz. 1929; в русском переводе: О шахматах и шахматистах, [Л.], 1930;
- Практические советы шахматистам, М. — Л., 1930
Напишите отзыв о статье "Шпильман, Рудольф"
Литература
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 501. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
- Романов И. Последний романтик // 64 — Шахматное обозрение. — 1982. — № 8. — С. 24—26.
Примечания
- ↑ [www.chessgames.com/player/rudolf_spielmann.html Rudolf Spielmann]
Ссылки
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=10264 Партии Рудольфа Шпильмана] в базе Chessgames.com (англ.)
- [www.365chess.com/players/Rudolf_Spielmann Личная карточка Рудольфа Шпильмана] на сайте 365chess.com
Отрывок, характеризующий Шпильман, Рудольф
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
