Шрамко, Борис Андреевич
Поделись знанием:
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
| Борис Андреевич Шрамко | ||||||
| Борис Андрійович Шрамко | ||||||
 | ||||||
| Научная сфера: | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Место работы: | ||||||
| Учёная степень: | ||||||
| Учёное звание: | ||||||
| Альма-матер: | ||||||
| Научный руководитель: | ||||||
| Награды и премии: |
| |||||
Борис Андреевич Шрамко (укр. Борис Андрійович Шрамко; 17 января 1921, Гомель, тогда это РСФСР, теперь Беларусь — 8 июля 2012, Харьков, Украина) — советский и украинский историк и археолог, доктор исторических наук, профессор.
Содержание
Биография
В 1939 г. поступил в Харьковский государственный университет на исторический факультет. Обучение было прервано Великой Отечественной войной. С 1941 г. участвовал в боевых действиях, а с 1942 по 1946 г. проходил службу в составе РККА[1]. Был среди тех, кто освобождал г. Харьков в 1943 г.[2]
С 1946 г. продолжил обучение на историческом факультете, которое закончил в 1949 г. Тогда же поступил в аспирантуру и был прикреплён к кафедре Древней истории и археологии (научными руководителями были С. А. Семёнов-Зусер и Б. Н. Граков). С 1951 г. стал работать на той же кафедре преподавателем, а с 1952 г. старшим преподавателем. В 1953 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Памятники скифского времени в бассейне Северского Донца» в Институте истории материальной культуры Академии наук СССР[1].
В 1956 г. был утверждён в учёном звании доцента кафедры Древней и средневековой истории. На протяжении 1965—1976 гг. занимал должность заместителя декана по научной работе на историческом факультете Харьковского государственного университета. В 1966 г. защитил докторскую диссертацию под названием «Хозяйство лесостепных племён Восточной Европы в скифскую эпоху». С 1966 по 1977 г. находился на должности заведующего кафедры Истории Древнего мира и археологии. В 1967 г. утверждён в звании профессора. В 1977 г. перешёл на кафедру Историографии, источниковедения и археологии, на которой и проработал до конца своих дней[3].
С 1967 г. являлся членом Международного комитета ЮНЕСКО по изучению металлургии железа. С 1971 г. член Полевого комитета при Институте археологии Академии наук СССР. Также сотрудничал с Международным комитетом по изучению земледелия (Дания).
Долгое время руководил Северско-Донецкой и Скифо-славянской археологическими экспедициями, особенно занимался исследованием археологического памятника Бельское городище (в Полтавской области). Ему удалось доказать существование Бондарихинской археологической культуры. Доказал правильность отождествления Бельского городища с городом Гелон, который упоминается ещё Геродотом. По случаю юбилея Харькова в 2003 г. он осуществлял руководство археологическим исследованием города. Также некоторое время занимался исследованием Люботинского и Донецкого городищ[3][4].
Похоронен на Аллее почётных харьковчан на 2-м городском кладбище[5].
Семья
Дети Бориса Шрамко также стали историками:
- Наталия — преподаватель истории в одной из харьковских школ.
- Ирина — доцент Харьковского национального университета, работает на кафедре историографии, источниковедения и археологии, на которой преподавал и Борис Андреевич.
- Андрей — по образованию инженер, но увлекается военной историей[6].
Звания и награды
За боевые достижения и проявленное мужество в Великую Отечественную войну ему были вручены награды — два ордена Красной звезды, медали «За боевые заслуги», «За взятие Вены».
В 1996 г. получил звание «Заслуженный профессор Харьковского государственного университета». Б. А. Шрамко и его кафедре была присуждена Республиканская премия им. Д. И. Яворницкого Всеукраинского союза краеведов. В 2001 г. он был награждён знаком «Отличника образования Украины». В том же году Указом Президента Украины ему присвоили звание «Заслуженный деятель науки и техники Украины». В 2002 г. он получил орден Богдана Хмельницкого. В 2005 г. его выбрали «Почётным гражданином города Харькова»[7][8].
Научные работы
Учебный и справочный материал
- Шрамко Б. А. Археология раннего железного века Восточной Европы: Учебное пособие. — Харьков: Харьковский государственный университет, 1983. — 134 с.
- Шрамко Б. А. История первобытного общества: Учебное пособие для вузов. — Харьков: Харьковский государственный университет, 1972 . — 199 с.
- Шрамко Б. А. Методические указания к проведению практических занятий по археологии. — Харьков: Харьковский государственный университет, 1988.
- Шрамко Б. А., Михеев В. К., Грубник-Буйнова Л. П. Справочник по археологии Украины: Харьковская область. — К.: Наукова думка, 1977. — 154 с.
Монографии
- Шрамко Б. А. Бельское городище скифской эпохи (город Гелон). — К.: Наукова думка, 1987 . — 182 с.
- Шрамко Б. А. Древности Северского Донца. — Харьков: Харьковский государственный университет, 1962. — 404 с.
- Шрамко Б. А., Скирда В. В. Рождение Харькова. — Харьков: Восточно-региональный центр гуманитарно-образовательных инициатив, 2004 . — 118 с.
Статьи в журналах
- Шрамко Б. А. Памяти профессора С. А. Семенова-Зусера [1887-1951] // Краткие сообщения института археологии АН УССР.¬ — К., 1952. — Вып. 1. — С. 108—109.
- Шрамко Б. А. Новые поселения и жилища скифского времени в бассейне Северского Донца // Краткие сообщения института истории материальной культуры. — М., 1954. — Вып. 54. — С. 105—115.
- Шрамко Б. А. Памятники скифского времени у с. Островерховка Харьковской области // Краткие сообщения института археологии АН УССР. — К., 1955. -Вып. 4. -С. 101—103.
- Шрамко Б. А. Курган и городище у с. Циркуны [Харк. Обл.] Краткие сообщения института истории материальной культуры. — К., 1956. — Вып. 63. — С. 101—106.
- Шрамко Б. А. Селище та могильник ранньої залізної доби біля с. Островерхівка [Харк. Обл.] // Археологічні пам’ятки УРСР.- К., 1956.- Т. 6. -С. 56-65.
- Шрамко Б. А. Археологічні дослідження курганів раннього залізного віку в околицях Люботина // Ученые записки Харьковского университета. — Харьков, 1957. — Т. 78: Труди іст. Фак. — Т. 5. — С. 193—203.
- Шрамко Б. А. Городище скифского времени у с. Караван на Харьковщине // Краткие сообщения института археологии АН УССР. — К., 1957. — Вып. 7. — С. 60-61.
- Шрамко Б. А. Новые пам’ятники предскифского времени на Северском Донце // Краткие сообщения института истории материальной культуры. — М., 1957. — Вып. 67. — С. 17-27.
- Шрамко Б. А. Следы земледельческого культа у лесостепных племен Северсокго Причерноморья в раннем железном веке // Советская археология. — 1957. — № 1. — С. 178—198.
- Шрамко Б. А. Новые детали устройства раннеславянских жилищ // Советская археология. — 1960. — № 3. — С. 319—321.
- Шрамко Б. А. К вопросу о технике земледелия у племен скифского времени в Восточной Европе // Советская археология. — 1961. — № 1. — С. 73-90.
- Шрамко Б. А., Цепкин Е. А. Рыболовство у жителей Донецкого городища в VIII—XIII вв. // Советская археология. — 1963. — № 2. — С. 74-84.
- Шрамко Б. А., Солнцев Л. А., Фомин Л. Д. Техника обработки железа в лесостепной Скифии // Советская археология. — № 4. — С. 36-57.
- Шрамко Б. А. Древнейший деревянный плуг из Сергеевского торфяника: (В связи с проблемой возникновения пашенного земледелия в Восточной Европе) // Советская археология — 1964. — № 4. — С. 84-100.
- Шрамко Б. А. Поселення скіфського часу біля станції Шовкова (на Харківщині) // Археологія. — К., 1964. — Т. 16. — С. 181—190.
- Шрамко Б. А. Металеві знаряддя виробництва лісостепової Скіфії (ножі) // Питання історії народів СРСР. — Харків, 1965. — Вип. 1. — С. 137—152.
- Шрамко Б. А., Солнцев Л. А., Фомин Л. Д. Первая находка изделия из метеоритного железа в Восточной Европе // Советская археология. — 1965. — № 4. — С. 199—204.
- Шрамко Б. А. Нові данні про господарство скіфської епохи // Вістник Харківського університету. — Харків, 1966. — № 17: іст сер. — Вип. 1. — С. 73-82.
- Шрамко Б. А., Петриченко А. Н. Литье в Скифии // Литейное производство. — М., 1968. — № 11. — С. 41 — 46.
- Солнцев Л. А., Степанская Р. Б., Фомин Л. Д., Шрамко Б. А. О появлении изделий из чугуна в Восточной Европе // Советская археология. — 1969. — № 1. — С. 40-47.
- Шрамко Б. А. Орудия скифской эпохи для обработки железа // Советская археология. — 1969. — № 3. — С. 53-70.
- Петриченко О. М., Шрамко Б. А., Солнцев Л. О., Фомін Л. Д. Походження і техніка лиття бронзових казанів раннього залізного віку // Нариси з історії природознавства і техніки. — К., 1970. — Вип. 12. — С. 67-78.
- Шрамко Б.А, Фомін Л. Д., Солнцев Л. О. Техніка виготовлення скіфської наступальної зброї із заліза й сталі // Археологія. — К., 1970. — Т. 23. — С. 40-59.
- Шрамко Б. А. Об изготовлении золотих украшений ремесленниками Скифии // Советская археология. — 1970. — № 2. — С. 217—221.
- Шрамко Б. А. К вопросу о значении культурно-хозяйственных особенностей степной и лесостепной Скифии // Материалы и исследования по археологии СССР. — М., 1971. — № 177. -С. 92-102.
- Шрамко Б. А., Солнцев Л. А., Фомин Л. Д. Новые исследования техники обработки железа в Скифии // Советская археология. — 1971. — № 4. — С. 140—153.
- Шрамко Б. А. Про час появи орного землеробства на півдні Східної Европи // Археологія. — 1972. — № 7. — С. 25-35.
- Шрамко Б. А. Восточное укрепление Бельского городища // Скифские древности. — К., 1973. — С. 82-112.
- Шрамко Б. А. Точильні знаряддя скіфської доби // Археологія. — 1973. — № 11. — С. 43-48.
- Шрамко Б. А., Солнцев Л. А., Степанская Р. Б., Фомин Л. Д. К вопросу о технике изготовления сарматских мечей и кинжалов // Советская археология. −1974. — № 1. -С. 181—190.
- Шрамко Б. А. Крепость скифской эпохи у с. Бельск — город Гелон // Скифский мир. — К., 1975. — С. 94-132.
- Шрамко Б. А. Некоторые итоги раскопок Бельского городища и гелоно-будинская проблема // Советская археология. — 1975. — № 1. — С. 65-85.
- Шрамко Б. А. Новые находки на Бельском городище и некоторые вопросы формирования и семантики образов звериного стиля // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. — М., 1976. — С. 194—209.
- Шрамко Б. А., Фомин Л. Д., Солнцев Л. А. Начальный этап обработки железа в Восточной Европе: доскифский период // СА. — 1977. — № 1. — С. 57-74.
- Шрамко Б. А. Продолжение раскопок Гелона // Археологические открытия 1976 г. — М.: Наука, 1977. — С. 393—394.
- Шрамко Б. А., Радзиевская В. Е. Усадьба косторезной мастерской на Бельском городище // Советская археология. — 1980. — № 4. — С. 181—189.
- Шрамко Б. А. Ранньосередньовічне поселення в Більську // Археологія. — 1980. — № 35. — С. 74-79.
- Шрамко Б. А. Архаическая керамика Восточного укрепления Бельского городища и проблема происхождения его обитателей // АСГЭ. — Л., 1983. -№ 23. — С. 72-92.
- Шрамко Б. А. Из истории скифского вооружения // Вооружение скифов и сармотов. — К., 1984. — С. 22-39.
- Шрамко Б. А., Янушевич З. В. Культурные растения Скифии // Советская археология. — 1985. — № 2. — С. 47-64.
- Шрамко Б. А. Жилище VI в. до н. э. на Бельском городище // Вестник Харьковского университета. — Харьков, 1985. — № 268. — С. 74-83.
- Шрамко Б. А., Солнцев Л. А., Фомин Л. Д. К вопросу о железообрабывающем ремесле в степной Скифии // Советская археология. — 1986. — № 2. — С. 156—169.
- Шрамко Б. А. Детали оленей упряжи в Скифии // Советская археология. — 1988. — № 2. — С. 233—237.
- Шрамко Б. А. Усадьба скифской эпохи на Бельском городище // Вестник Харьковского университета 1989. — № 343: История. — Вып. 23. — С. 77-87.
- Шрамко Б. А. Крупный центр бронзолитейного ремесла в Скифии VII—III вв. до н. э. // Археологические исследования в Центральном Черноземье в XII пятилетке: тез. докл. И сообщ. — Белгород, 1990. — С. 104—106.
- Михеев В. К., Шрамко Б. А. Вклад ученых Харьковского университета в развитие археологии (1805—1990) // Вестник Харьковского университета. — 1991. — № 357.: История. — Вып. 24: Историческая наука в Харьковском университете. — Харьков: Изд-во ХГУ, 1991. — С. 104—130.
- Шрамко Б. А. Хорошевское городище // Археология славянского Юго-Востока. — Воронеж, 1991. — С. 50-59.
- Schramko B.A. Tilling Implements of South Eastern Europe in the Bronze Age and Early Iron Age // Tools and Tillage. — vol. VII, I. — Copenhagen, 1992. — P. 48—64.
- Шрамко Б. А., Машкаров Ю. Г. Исследование биметаллического ножа из погребения катакомбной культуры // Российская археология. — 1993. — № 2. — С. 163—170.
- Шрамко Б. А. Новые раскопки курганов в могильнике Скоробор / Б. А. Шрамко // Древности 1994. Харьковский историко археологический ежегодник. — Харьков: АО «Бизнес Информ», 1994. — С. 102—126.
- Шрамко Б. А. Розкопки курганів VII—IV ст. до н.е. поблизу Більська / Б. А. Шрамко // Археологія. — 1994. — № 4. — С. 117—133.
- Schramko B.A., Rolle R., Murzin V. Das Burgwallsystem von Belsk (Ukraine) // Hamburger Beitrage zur archaologie. — Mainz, 1996. — Fol. 18. — S. 57—84.
- Шрамко Б. А. Раскопки В. А. Городцова на Бельском городище в 1906 г. (по материалам коллекции ГИМ) // Більське городище в контексті вивчення пам’яток раннього залізного віку Європи: зб. наук. пр. — Полтава: Археологія, 1996. — С. 29-54.
- Шрамко Б. А. Комплекс глиняних скульптур Бельского городища // Більське городище в контексті вивчення пам’яток раннього залізного віку Європи: зб. наук. пр. — Полтава: Археологія, 1996. — С. 67-87.
- Шрамко Б. А. К вопросу о бронзолитейном производстве в Скифии // Евразийские древности. 100 лет Б. Н. Гракову: Архивные материалы, публикации, статьи. — М., 1999. — С. 318—324.
- Шрамко Б. А. Уникальное изделие ремесленников Скифии // Археологічний літопис Лівобережної України. — Полтава, 1999. — № 2. — С. 13.
- Шрамко Б. А. Глиняне скульптуры лесостепной Скифии // Российская археология. — № 3. — 1999. — С. 35-49.
- Шрамко Б. А. Возникновение Бельского городища // Древности 1997—1998.- Харьков: «Бизнес Информ», 1999. — С. 50-58.
Напишите отзыв о статье "Шрамко, Борис Андреевич"
Примечания
- ↑ 1 2 Шрамко Борис Андрійович (17 січня 1921 — 8 липня 2012) // Древности. 2012. — Харьков, 2012. — С. 374.
- ↑ [timeua.info/200111/33369.html «Чтобы сердце не покрыла плесень…». Борис Шрамко — живое достояние Харькова] // Время
- ↑ 1 2 [www.city.kharkov.ua/ru/person/shramko-boris-andriyovich-114.html Шрамко Борис Андреевич] // Сайт Харьков
- ↑ [www.mediaport.ua/news/society/75401 Археологу-первооткрывателю Борису Шрамко — 90 лет] // Mediaport.ua
- ↑ [www.mediaport.ua/news/city/82794/umer_pochtnyiy_grajdanin_harkova_legendarnyiy_prepodavatel Умер почётный гражданин Харькова, легендарный преподаватель] // Mediaport.ua
- ↑ Киш С. [vecherniy.kharkov.ua/news/73100/ Харьковчанин помог раскрыть загадки скифов] // Вечерний Харьков. — 13.01.2013.
- ↑ Шрамко Борис Андрійович (17 січня 1921 — 8 липня 2012) // Древности. 2012. — Харьков, 2012. — С. 374—375.
- ↑ [www.objectiv.tv/090712/72173.html Скончался известный харьковский историк Борис Шрамко] // Объектив
Литература
- Андрієнко В. П. Згадуючи Вчителя // Древности 2012. — Харьков, 2012. — Вып. 11. — С. 376—378.
- Бабенко Л. І. Роль та місце Харківського історичного музею в науковому житті професора Б. А. Шрамка (до 90-річчя з дня народження) // Сімнадцяті Сумцовські читання. Збірник матеріалів наукової конференції «Комунікаційний підхід у музейній справі як відповідь на потребу соціуму» (18 квітня 2011 р). — Харків, 2011. — С. 260—262.
- Бойко Ю. Н. Борис Андреевич Шрамко // Древности 2012. — Харьков, 2012. — Вып. 11. — С. 382—384.
- Борис Андреевич Шрамко — профессор Харьковского университета: Библиограф указ. / Сост. В. Д. Проконова. — Биограф. очерк: Ю. В. Буйнов, В. К. Михеев. — Харьков, 1991. — 34 с.
- Борис Андрійович Шрамко — професор Харківського університету ім. В. Н. Каразіна. Бібліографічний покажчик. До 80-річчя з дня народження / Укладач О. В. Тітков. — Харків, 2001. — 63 с.
- Борис Андрійович Шрамко. Бібліографічній покажчик / Біограф. нарис. Ю. В. Буйнов, О. Б. Супруненко. — Полтава, 1995. — 64 с.
- Буйнов Ю. В. До 90-річчя Бориса Андрійовича Шрамка // Археологія. — 2010. — № 4. — С. 136—138.
- Буйнов Ю. В. Слово об Учителе // Древности Восточной Европы. Сборник научных трудов к 90-летию Б. А. Шрамко. — Харьков, ХНУ имени В. Н. Каразина, 2011. — С. 14-16.
- Духопельников В. М., Куделко С. М. Шрамко Борис Андреевич // Історичний факультет: від покоління до покоління. — Харьков, 2004. — С. 150—151.
- Задников С. А., Шрамко И. Б. К 90-летию Б. А. Шрамко // Шестнадцатые чтения по археологии Средней Кубани (краткое содержание докладов). — Армавир: АГПА; Графа, 2011. — С. 54-56.
- Зайцев Б. П. Вспоминаю былые времена // Древности Восточной Европы. Сборник научных трудов к 90-летию Б. А. Шрамко. — Харьков, ХНУ имени В. Н. Каразина, 2011. — С. 17-19.
- Кашкин А. В., Приймак В. В. Археологические исследования Б. А. Шрамко в бассейне Верхнего Псла // Феномен Більського городища: збереження, дослідження та популяризація найбільшої в Європі пам’ятки доби раннього залізного віку. — Київ, 2012. — С. 63-67.
- Кислий О. Є. Ворота Гелону // Древности Восточной Европы. Сборник научных трудов к 90-летию Б. А. Шрамко. — Харьков, ХНУ имени В. Н. Каразина, 2011. — С. 20-23.
- Куделко С. М. Профессор Б. А. Шрамко как преподаватель // Проблемы археологии Восточной Европы. К 85-летию Бориса Андреевича Шрамко. — Харьков, 2008. — С. 105.
- Кулатова І. М., Супруненко О. Б. Борис Андрійович Шрамко (17.01.1921-08.07.2012) // Полтавский краєзнавчий музей: Збірник наукових статей. Маловідомі сторінки історії, музеєзнавство, охорона пам’яток. — Полтава, 2012. — Вип. VII. — С. 9-20.
- Кулатова І. М., Супруненко О. Б. Пам’яті Бориса Андрійовича Шрамко // Старожитності Лівобережного Подніпров’я. 2012. — Київ — Полтава, 2012. — С. 188—194.
- Посохов С. І., Буйнов Ю. В. Йому підвладні роки та століття // Проблемы археологии Восточной Европы. К 85-летию Бориса Андреевича Шрамко. — Харьков, 2008. — С. 5-6.
- Професори Харківського національного університету імені В. Н. Каразіна: Біобібіографічний довідник / За ред. В. С. Бакірова. — Харків, 2009. — С. 345.
- Світлій пам’яті Бориса Андрійовича Шрамка // Археологія. — 2012. — № 3. — С. 142.
- Скирда В. В. Тернистый путь к науке // Материалы Международной научной конференции «Европа в ХХ веке: путь от войны к миру», посвященной 50-летию окончания II Мировой войны. — Харьков, 1995. — C. 113—115.
- Скорый С. А., Алексеев А. Ю., Яблонский Л. Т. К юбилею Бориса Андреевича Шрамко // Российская археология. — 2011. — № 3. — С. 185—187.
- Шрамко Борис Андрійович (17 січня 1921 — 8 липня 2012) // Древности 2012. — Харьков, 2012. — Вып. 11. — С. 374—375.
- Шрамко Борис Андрійович // Радянська енциклопедія історії України. — К., 1972. — Т. 4. — С. 535.
- Шрамко Борис Андрійович // Український радянський енциклопедичний словник. — К.: УРЕ, 1968. — Т. 3. — С. 813.
- Шрамко Борис Андрійович // Учені вузів Української РСР. — К.: Наукова думка. — 1968. — С. 481.
- Sramko B. A. // Enzyklopadisches handbuch zur Ur- und Früh- geschachte Europas / Jan Filip u. a. — Praga, 1969. — Bd. 2. — S. 1361.
Ссылки
- [www.mediaport.ua/news/society/75401 Археологу-первооткрывателю Борису Шрамко — 90 лет] // Mediaport.ua
- [timeua.info/200111/33369.html «Чтобы сердце не покрыла плесень…». Борис Шрамко — живое достояние Харькова] // Время
- [www.city.kharkov.ua/ru/person/shramko-boris-andriyovich-114.html Шрамко Борис Андреевич] // Сайт Харьков
- [www.youtube.com/watch?v=hgJHOOgbELc Фильм о Борисе Шрамко, снятый Видеоканалом Первая Столица], 2013 г.
Отрывок, характеризующий Шрамко, Борис Андреевич
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Категории:
- Доктора исторических наук
- Кавалеры украинского ордена Богдана Хмельницкого III степени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью «За боевые заслуги»
- Награждённые медалью «За взятие Вены»
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Историки Украины
- Археологи Украины
- Историки СССР
- Археологи СССР
- Преподаватели Харьковского университета
- Выпускники Харьковского университета
