Шратт, Катарина

Катарина Шратт
Katharina Schratt
Место рождения:	Баден, Нижняя Австрия
Профессия:	актриса

Катарина Шратт (нем. Katharina Schratt; 11 сентября 1853, Баден-под-Веной — 17 апреля 1940, Вена) — австрийская актриса, фаворитка императора Австрии Франца Иосифа.

Катарина Шратт родилась в семье торговца канцелярскими товарами Антона Шратта. Шестилетняя Катарина увлеклась театром. Родители всячески пытались уберечь дочь от актёрской судьбы, но Катарина настойчиво шла к своей цели. В 17 лет состоялся её дебют в венской театральной академии в её родном городе. Первым постоянным местом службы Катарины Шратт стал в 1872 году Придворный театр в Берлине, где за достаточно короткое время Шратт добилась значительных успехов. Однако вскоре Катарина Шратт покинула Германию, получив приглашение в Венский городской театр. Поработав затем в Немецком придворном театре в Санкт-Петербурге, сделав перерыв в работе, Шратт вышла замуж за венгерского консульского чиновника Николауса Кисса весной 1879 года и родила сына Антона в 1880 году, затем гастролировала в Нью-Йорке и вернулась к работе в венском Бургтеатре. Со своим мужем Киссом Шратт разошлась в 1880 году без официального развода. В Вене Катарине Шратт опять сопутствовал профессиональный успех, она стала одной из самых популярных актрис Австрии. В 1887 году Шратт получила звание придворной актрисы. В 47 лет вследствие разногласий с директором Бургтеатра Паулем Шлентером Катарина Шратт уволилась из театра и ушла на пенсию в октябре 1900 года.

Знаменитую актрису приглашали на все крупные мероприятия в Вене. На бале промышленников в 1885 году у Катарины Шратт состоялась продолжительная беседа с императором Францем Иосифом. После театральной постановки в честь русского царя Александра III труппа была приглашена к монархам на званый ужин. Там Катарина Шратт впервые встретилась с императрицей Елизаветой, которая решила поспособствовать общению актрисы с императором. Близкие и доверительные отношения связывали Катарину Шратт и императора Франца Иосифа за некоторыми перерывами вплоть до его смерти в 1916 году.

Катарина Шратт любила жить на широкую ногу и увлекалась азартными играми, и император постоянно оказывал актрисе финансовую помощь для погашения её долгов. Император также преподносил ей в подарок ценные ювелирные изделия, а также подарил ей виллу на Глориеттенгассе в Вене, вблизи от Шёнбрунна и трёхэтажный дворец Кёнигсвартер на Кернтнер-ринг напротив здания оперного театра. Тем не менее, император противостоял всем попыткам Катарины Шратт повлиять с его помощью на руководство придворного театра.

После смерти Франца Иосифа Шратт жила уединённо в своей квартире на Кернтнер-ринг. Время от времени страстная любительница животных, содержавшая у себя дома обезьяну, трёх попугаев и семь собак, соглашалась на выступления для благотворительных организаций. В остальном её основным занятием стало собирание пазлов. В последние годы Катарина Шратт стала религиозна, ежедневно бывала в церкви и по нескольку раз в неделю посещала могилу императора. По поводу своих отношений с императором Катарина Шратт хранила полное молчание. 17 апреля 1940 года Катарина Шратт умерла в возрасте 86 лет и была похоронена на Хитцингском кладбище в Вене.

Литература

• Hannelore Holub: Katharina Schratt. [Illustr.] Ungedruckte Dissertation, Wien 1967.
• Brigitte Hamann (Hrsg.): Meine liebe, gute Freundin! Die Briefe Kaiser Franz Josephs an Katharina Schratt. Aus dem Besitz der Österreichischen Nationalbibliothek. Ueberreuter, Wien 1992, ISBN 3-8000-3371-2.
• Georg Markus: Katharina Schratt. Die zweite Frau des Kaisers. Amalthea 2004, 5. Auflage (Sonderproduktion), ISBN 3-85002-417-2.

Ссылки

• [www.aeiou.at/aeiou.encyclop.s/s363695.htm Катарина Шратт в лексиконе Aeiou  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Шратт, Катарина

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.