Шраффировка (геральдика)
Шраффиро́вка (от нем. Schraffierung — штриховка) — способ условной передачи цветов герба при его чёрно-белом изображении. Современная система шраффировки предложена в 1630-е годы Сильвестром Петра Санктой[1] и Марком Вульсоном де ла Коломбьером. Впервые геральдические цвета были переданы посредством штриховки Яном Баптистой Зангриусом в 1600 году, а после Яковом Франкаром в 1623 году. Предлагались и другие варианты шраффировки, которые, однако, не получили распространения[2].
Современная система шраффировки:
 золото |
 серебро |
 червлень |
 лазурь |
 зелень |
 пурпур |
 чернь |
Надписи, буквы и символы планет
Потребность в воспроизведении гербов без применения красок возникла в XVI столетии, когда искусство гравюры на дереве и меди стало развиваться и достигло большого совершенства. С этого времени стали появляться печатные гербовники, среди которых внимания заслуживают изданный в Нюрнберге в 1555 году Вергилием Солисом и более поздние гербовники Брентеля (1584), Зибмахера (1605) и Фюрста (1655). В этих печатных гербовниках впервые были применены новые способы условного обозначения геральдических цветов и металлов. Сначала для этой цели использовали объяснительные надписи, обозначавшие тинктуры и металлы, а затем лишь отдельные буквы. Этот способ нашел применение в работах Солиса, Мартина Шрота (1576), Христиана Урстиса (1580) и Зибмахера. Они обозначали цвета и металлы начальными буквами их немецких, а иногда и латинских, названий: так, например, R (roth) — красный, В (blau) — синий, Sch (schwarz) — чёрный, Рр — пурпур, G (gold) — золото, S (silber) — серебро и так далее[2].
В 1654 году Генрих Спильман применил для изображения финифтей и металлов астрономические символы: знак 
(Солнце) обозначал золото; 
(Луна) — серебро; 
(Марс) — червлень; 
(Юпитер) — лазурь; 
(Венера) — зелень; 
(Сатурн) — чернь и 
(Меркурий) — пурпур[2].
Оба эти способа были неудобны в использовании: они оказались совершенно непригодными при изображении гербов с мелкими и многочисленными фигурами, особенно при изображении сложных гербов на рисунках малого размера[2].
Точки и штрихи
Неудобство упомянутых выше способов вызвало введение обозначения геральдических тинктур и металлов посредством черт и точек, которыми покрывается поле щита, соответственно их условному значению. Первый опыт применения подобного способа был сделан в 1600 году Яном Баптистой Зангриусом в своей презентации гербов герцогства Брабант[3]. Следующим, кто применил этот метод, был Яков Франкарт, который в 1623 году издал в Брюсселе описание погребения эрцгерцога Альберта Австрийского, украшенное гравюрами на меди, к коему приложил таблицу штрихов для определения геральдических цветов. Золото он предложил изображать горизонтальными штрихами, серебро — оставляя чистое место, червлень — вертикальными, зелень — диагональными чертами слева, чернь — взаимно пересекающимися диагональными, лазурь — точками[2].
Такой графический способ оказался самым целесообразным и удобным и вскоре вошел во всеобщее употребление, хотя и подвергся впоследствии некоторым изменениям. В настоящее время общепринятый метод изображения гербов посредством штриховки следующий: красный цвет (червлень) изображается через вертикальные штрихи; лазурь — через горизонтальные; зеленый — диагональными чертами, проведенными из геральдически правой стороны щита к левой; черный — вертикальными и горизонтальными пересекающимися чертами; золото — через пунктир (усеяние поля или фигур точками); серебро — остается белым, то есть без черт и точек; пурпур — диагональными чертами, проведенными от левой стороны к правой (противоположно зелёному)[2].
Современные графические обозначения геральдических тинктур были предложены учёным иезуитом Сильвестром Петра Санктой в его сочинении «Tesserae gentilitiae», изданном в Риме в 1638 году, а затем были приняты повсюду благодаря французскому геральдисту Марку Вульсону де ла Коломбьеру, который изложил их в сочинении «Nouvelle methode de cognoistre les metaux et les couleurs sur la taille douce» (Париж, 1639). Сам Коломбьер утверждал, что Петра Санкта просто скопировал его систему без всяких изменений, но точно такая же система (за исключением отсутствия шраффировки для пурпура) встречается и в более ранней работе Петра Санкты, относящейся к 1634 году[4].
- Непринятые системы шраффировки
- Zangrius kaart arceringg.jpg
Ян Баптиста Зангриус, 1600
- Franquart vonalkazas.png
Яков Франкар, 1623
- Butkens színjelölési táblázata közelről.png
Кристофор Буткенс, 1626
- Caramuel Lobkowitz színjelölési tábla 1636 p. 3.PNG
Карамуэль, 1636
- De Rouck színjelölési táblája.png
де Рук, 1645
- Gelenius vonalkázási tábla 1645. p. 121.PNG
Гелениус, 1645
Другие системы штриховки, предлагавшиеся в XVII веке нидерландцем Кристофором Буткенсом, испанцем Хуаном Карамуэлем, нидерландцем Томасом де Руком, а также Гелениусом, оказались менее удобными и распространения не получили[2].
Обозначение геральдических цветов через штриховку при пластическом (en relief) изображении гербов в более древнее время не применялось вовсе, и при этом различие цветов узнавалось через выпуклость или углубление, в новейшее же время штриховку очень часто применяют на печатях, монетах и на различных рельефах, особенно для обозначения фона (то есть щитового поля), гербовые же фигуры при этом обыкновенно даются без штриховки[2].
Прибавившиеся впоследствии второстепенные геральдические цвета также обозначаются графическим способом. Натуральный цвет не получает, обыкновенно, никакого особого обозначения, чтобы отличить предметы натурального цвета от серебряных, их слегка оттеняют (художественной тенью или штриховкой)[2].
Шраффировка всегда проводится относительно сторон щита вне зависимости от его положения.
Напишите отзыв о статье "Шраффировка (геральдика)"
Примечания
- ↑ Лакиер А. Б. [www.heraldrybooks.ru/text.php?id=103 Русская геральдика]. — СПб., 1855. — С. 32.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Арсеньев Ю. В. Геральдика. Лекции, читанные в Московском Археологическом институте в 1907—1908 году. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2001. — 384 с. — С. 156—161. ISBN 5-275-00257-2
- ↑ Jean Baptiste Zangre. Representation de l’Ancienne et Souveraine Duche de Brabant, ses Villes, Dignitez et Dependences, Comme Lothier, Limborghe et Pays de Outre Meuse. — Louvain, 1600.
- ↑ Schroeder, Johann Karl von. Über Alter und Herkunft der Heraldischen Schraffirungen // Herold. — 7. — N. F. Berlin, 1969/71. — P. 67-68. — l.
Литература
- Арсеньев Ю. В. Геральдика. Лекции, читанные в Московском Археологическом институте в 1907—1908 году. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2001. — 384 с. — С. 156—161. ISBN 5-275-00257-2
|
|||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шраффировка (геральдика)
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
