Шребер, Даниэль Пауль

Даниэль Пауль Шребер

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Даниэль Пауль Шребер (нем. Daniel Paul Schreber; 1842—1911) — немецкий судья, страдавший параноидной шизофренией. Он описал своё состояние в книге «Воспоминания невропатологического больного» (нем. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken). Эта книга оказала большое влияние на психологию. Зигмунд Фрейд поставил собственную интерпретацию Шребера под сомнение и изложил свою точку зрения в книге под заглавием «Психоаналитические заметки об одном автобиографическом описании случая паранойи» (Судья Шребер).

Опыт Шребера

Родился в семье знаменитого немецкого медика Даниэля Готлиба Морица Шребера.

Шребер был успешным и уважаемым судьей до средних лет, когда его психоз начал прогрессировать. Однажды к нему пришла идея, что было бы приятно «уступить», чтобы половой акт был как у женщины. Он встревожился и решил, что эта мысль была привнесена внешними обстоятельствами, а не возникла в результате внутренних процессов. Он даже предположил, что мысли пришли от врача (он считал, что врач воздействовал на него гипнозом), вторглась в его разум. Психоз стал прогрессировать, Шребер начал считать, что Бог сотворил «чудо» и превратил его в женщину. Шребер умер в 1911 году в приюте.

Интерпретация Фрейда

Хотя Фрейд никогда не беседовал со Шребером, он прочёл его воспоминания и сделал собственные заключения. Фрейд считает, что Шребер хотел быть превращён в женщину так, что он может быть единственным объектом сексуального желания Бога. Это мнение было оспорено рядами последующих теоретиков, наиболее известными из них — Жилем Делезом и Феликсом Гваттари в книге «Анти-Эдип», и в других местах, где они критиковали Фрейда за преувеличение влияния на болезнь семейной ситуации (Эдипова комплекса) и недооценку политических и социальных факторов.

Интерпретация Шатцмана

В 1974 году Мортон Шатцман опубликовал книгу под названием «Убийство души», в котором он дал свою интерпретацию психоза Шребера. Шатцман нашёл в его трудах перевоспитавшегося ребенка, который подчеркнул необходимость мятежа, одомашнивание дикого зверя в дитя и превращения его (Шребера) в производительную гражданку.

Литература

• Делез Ж.,Гваттари Ф. Анти-Эдип Капитализм и шизофрения [ISBN 978-5-9757-0192-3] г.2007 Издательство:Ек-бург: У-Фактория
• Мазин В. Паранойя: Шребер — Фрейд — Лакан [ISBN 978-5-98620-049-1] 2009 СПб.: Скифия-принт

Ссылки

• [www.ncpz.ru/lib/53/book/7/chapter/23 Был ли судья Шребер шизофреником]
• [xn--d1ajoht.xn--p1ai/freud/schreber/buchsch1.htm Воспоминания невропатологического больного]

Отрывок, характеризующий Шребер, Даниэль Пауль

– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.