Шредерс, Варвара Григорьевна

Варвара Григорьевна Шредерс (1852—1901/1902) — педагог. Первый директор Владикавказской общественной библиотеки (1895—1902).

Биография

Родилась 30 марта 1852 года в родовом имении Ломоносовых в селе Екатериновка (Сычёвский уезд, Смоленская губерния). Семья отца состояла в родстве со многими знатными русскими дворянскими фамилиями. В 1862 году она поступила в Московский Екатерининский институт, который в 1869 году окончила с отличием.

В заграничной поездке, куда она отправилась в качестве гувернантки в знакомой семье её заинтересовало школьное дело, а в Вене на выставке рукодельных изделий она заинтересовалась программой рукоделия в школьных классах. Вернувшись в Москву, она продолжила обучение — на Высших женских курсах. Через два года она блестяще сдала экзамены и так хорошо дала пробный урок, что администрация высших курсов предложила ей место учительницы в Сущёвском 1-м женском городском начальном училище. Через год она вышла замуж за Владислава Доминиковича Шредерса и вынуждена была переехать в Гжатск, где её муж был мировым судьёй.

Спустя год, в 1877 году, она открыла в Гжатске начальную школу, в которой вела все занятия, кроме Закона Божьего. Выпускники школы хорошо выдерживали экзамены в средние учебные заведения и когда В. Г. Шредерс предложила открыть в Гжатске женскую прогимназию, эта мысль встретила полное сочувствие: в 1880 году женское приходское училище было преобразовано в четырёхклассную Александровскую женскую прогимназию, начальницей которой, до 1888 года, была Шредерс.

Во Владикавказе, куда её мужа перевели по службе, она также решила открыть школу и обратилась за содействием к инспектору народных училищ С. Ф. Грушевскому, но он предложил ей быть заведующей двухклассным городским училищем и 12 марта 1889 года В. Г. Шредерс была утверждена заведующей училища. В 1890 году по её инициативе во Владикавказе была открыта женская воскресная школа, которая послужила примером для создания подобных учебных заведений в станицах и сёлах Терской области. При школе В. Г. Шредерс стала собирать библиотеку художественной литературы, но её мечтой было открытие во Владикавказе общественной публичной библиотеки. Эту идею поддержал один из её друзей — Коста Хетагуров; после преодоления множества препон, 20 сентября (2 октября) 1895 года была открыта Владикавказская общественная библиотека; фонд её первоначально состоял из 50 пожертвованных книг, но к 1911 году он насчитывал уже 7174 книги. В. Г. Шредерс первая завела во Владикавказе чтения с волшебным фонарём, сначала в воскресной школе, а потом в тюрьме.

В 1898 году двухклассное училище было преобразовано в трёхклассную прогимназию с двухгодичным профессиональным классом; программу обучения В. Г. Шредерс разработала самостоятельно.

По свидетельству современников, В. Г. Шредерс была музой для К. Л. Хетагурова, Коста был обожателем её «ума и сердца», он посвящал ей стихи и писал для неё картины. Попечитель Кавказского учебного округа после посещения женской прогимназии, сказал: «Второй раз в жизни встречаю такого прекрасного человека. Есть у меня еще начальница прогимназии, чудная старушка, которая тоже всю жизнь посвятила другим, как и вы».

Скончалась В. Г. Шредерс в декабре 1901 года, в возрасте 50 лет и была похоронена во Владикавказе, у церкви Александра Невского.

Литература

• Лысых Л. Д. Народная просветительница В. Г. Шредерс // Педагогика. — 2008. — № 3. — С. 86—89.

Ссылки

• Ванеев В. [osradio.ru/istoija/print:page,1,2964-ja-vsja-tvoja-ljubimyjj-vladikavkaz.html «Я вся твоя, любимый Владикавказ…»]
• [nslib.tmweb.ru/il1.html Варвара Григорьевна Шредерс — организатор первой общественной библиотеки г. Владикавказ]
• [archive-osetia.ru/deyatelnost/vistavki/kosta/okrujenie-kosta/ «Окружение Коста»] на сайте Архивной службы Республики Северная Осетия-Алания

Отрывок, характеризующий Шредерс, Варвара Григорьевна

– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?