Промышленный шредер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шредер одновальный»)
Перейти к: навигация, поиск

Одновальный шредер — это гидравлическая система, которая продвигает перерабатываемый материал на вращающийся ротор, оснащенный лезвиями. Размер фракции зависит от экрана (сито), установленного под режущим блоком. В зависимости от размера ячеек экрана величина измельченной фракции может составлять от 15 до 100 мм.





Принцип работы

Подача материала в приемный бункер шредера может осуществляться как вручную, так и механически. Гидравлический подпрессовщик прижимает поступающий материал к валу с зубцами. На этом этапе происходит измельчение. Сила давления гидравлического подпрессовщика регулируется автоматически и зависит от степени сопротивления материала вращению основного вала. В случае возникновения перегрузки и предельного давления на режущий вал подпрессовщик автоматически прекращает подачу материала.

Далее измельченный материал попадает на экран с ячейками определенного размера, задающими величину фракции. Куски, оказавшиеся крупнее ячеек, возвращаются к режущему ротору.

Необходимые технические параметры

Благодаря специальным сварным элементам из высокопрочной стали основной зубчатый вал является крайне износоустойчивым. Наличие внутри основного режущего вала большого количества зубцов и специальных воздухсодержащих охлаждающих полостей способствует равномерному распределению тепла по всей системе, что предупреждает появление разрушающего металл перегрева отдельных частей шредера. Режущие зубцы являются заменяемыми, так как они имеют винтовые крепления, фиксирующие их на валу.

Привод основного вала осуществлен параллельной передачей, а держатель движущих элементов монтируется на специальных противоударных и противовибрационных элементах, что способствует более надежной и долговечной работе шредера.

См. также

Садовый шредер

Источники

Напишите отзыв о статье "Промышленный шредер"

Отрывок, характеризующий Промышленный шредер

В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.