Шривиджая

Периоды истории Таиланда
Первобытный Таиланд
Ранняя история Таиланда
Первые государства Таиланда (3000–1238) Суваннапхум Дваравати Лаво Харипунджая Сингханавати Пан Пан Рактамаритика Лангкасука Шривиджая Тамбралинга
Сукотаи (1238–1448) Параллельно существовали: Ланна (1296-1558) Накхонситхаммарат (1283-1468)
Аютия (1351–1767)
Тхонбури (1768–1782)
Раттанакосин (1782–1932)
Королевство Таиланд Военная диктатура (1932–1973) Демократия (1973–н.в.)

Шривиджая (Также Шривиджайя, Сривиджайя) (кит. 三佛齐, 室利佛逝 200—1400) — древнее малайское царство с центром на острове Суматра, распространявшееся также на острова Малайского архипелага и на побережье Юго-восточной Азии. Своё начало берёт по разным источникам от 200 до 500 н. э. Государство прекратило существование около 1400. Название на санскрите означает блистательная победа.

В Шривиджае процветал буддизм ваджраяны, были развиты культура и торговля. Буддийские университеты были очень авторитетны.

Во время своего наивысшего расцвета Шривиджая владела островом Суматра, западной частью острова Явы, частью острова Калимантан, Малайским полуостровом и частью современного Таиланда.

Исторические сведения

Для современной западной исторической науки Шривиджая была открыта лишь в 1918, когда французские историки смогли отождествить санскритское имя Шри Виджая с исламским названием Срибуза и с китайским Сань-фо-ци.

Столицей государства был город Палембанг на острове Суматра, скорее всего древняя столица находилась в том месте, где находится современный город, об этом говорит находка большой статуи Ганеши, имеются предположения по поводу расположения различных строений и объектов, а святая гора Шри Виджая соответствует скорее всего горе Букит Сегунтанг. Правящей династией стала династия Шайлендра, предположительно яванского происхождения.

Государство было основано до 500, предположительно на месте государства Кантоли (Kan-t’o-li). Китайские источники упоминают через сто лет о двух царствах на Суматре — Джамби и Палембанг, при этом Джамби было достаточно могущественным и поддерживало отношения с Китаем. В 686 Джамби было занято Шривиджаей, о чём пишет буддийский паломник И Цзин.

Выгодное положение Палембанга в удобной гавани на торговых путях привела к расцвету царства, через Палембанг шла торговля тканями, драгоценными камнями, слоновой костью, серебром, камфорой, драгоценными породами дерева, пряностями, слонами и благовониями. Корабли шли через Малаккский и Зондский проливы, обмениваясь товарами из Индии, Китая и Арабии. Малакский пролив называли также морским шёлковым путём.

Наивысший подъём

Достаточно быстро Шривиджая расширила свои владения — около 650 и потом в 683—686 во время правления царя Джая-наса, царь взял под контроль Зондский пролив и обосновался на западной части острова Ява. Шривиджаю поддержало коренное население Индонезии — народ Оранг Лаут (морские люди), занимавшиеся пиратством и создавшие мощный флот.

Между 702 и 724 из Шривиджаи ко двору китайской империи Тан было отправлено четыре посольства. В 775 Шривиджая занимала уже весь Малайский полуостров и четырнадцать городов-государств и полностью контролировала Малаккский и Зондский проливы. Основными противниками Шривиджаи были жители Явы во главе с пиратским царём Санджая (около 730). Мир был достигнут лишь в 775. Были установлены дружественные отношения с яванским царём Шайлендрой, скреплённые династическим браком. В 850 сын Шайлендры Балапутра-дэва перенял управление Шривиджаей, пользуясь тем, что его мать происходила из тамошней царской династии. Династия Шайлендры привела Шривиджаю к процветанию.

Стремясь получить торговые выгоды, Шривиджая через посольство признала формальную зависимость от китайских императоров династии Сун, а в 905 царь Шривиджаи лично явился к китайскому двору и получил титул «Генерала, усмиряющего дальние земли». Однако в 992 царь Чуламани Варма-дэва не смог добиться поддержки китайцев в борьбе с яванцами, когда разразилась длительная религиозная и торговая война (990—1006). Шривиджая выиграла войну, заняв столицу неприятеля, а в 1030 царь Санграма Виджайоттунга-варман заключил мир с Явой и скрепил его династическим браком.

Культура и религия

В Шривиджае доминировал буддизм, в то время как в Индии и на соседней Яве преобладал индуизм. Китайский паломник И Цзин посетил Шривиджаю по пути в Индию и также на обратном пути (671/695). Он увидел тысячу учёных зарубежного происхождения, великолепную библиотеку при буддийском центре, и постоянные контакты с университетом Наланда. Царь Балапутра активно поддерживал буддизм, чтобы получить признание.

Разговорным языком в Шривиджае был малайский с большим количеством санскритских заимствований.

Политика и религия Шривиджаи строилась по индийскому образцу, в то время как в торговле активную роль играли также китайцы и мусульмане. Внутренняя структура государства напоминала индийскую с аристократической пирамидой управления подчинёнными землями, при этом внешние подчинённые государства платили дань, и союзы скреплялись династическими браками.

Торговля

Шривиджая производила многочисленные драгоценности, диковины и предметы роскоши, камфору, благовонное дерево, черепаший панцирь, воск, экзотические фрукты.

Китайский источник «Чжу фань чжи» 1225 года приводит следующий список продукции, вывозимой из Шривиджаи (в сокращении):

1. Панцири черепах,
2. Камфора,
3. Благовоние «алойного дерева»,
4. Благовоние «гвоздичное»,
5. Сандаловое дерево,
6. Жемчуг,
7. Розовая вода,
8. Семенные железы морского котика,
9. Стираксовое масло,
10. Слоновая кость,
11. Коралл,
12. Минерал «Кошачий глаз»,
13. Янтарь,
14. Иноземная ткань,
15. Иноземные мечи и другое.

Иноземные купцы привозят для торговли:

1. Золото,
2. Серебро,
3. Фарфоровую посуду,
4. Парчу,
5. Узорчатую шелковую ткань,
6. Тонкий шелк,
7. Сахар,
8. Железо,
9. Вино,
10. Рис,
11. Камфору.

Распад и упадок

С 1003 по 1016 в результате агрессии государства Матарам (Восточная Ява) в Шривиджае шла война. В результате неё Матарам был разгромлен и распался на отдельные княжества.

В XI веке Шривиджаю атаковали южноиндийские государства. Царство Чола трижды нападало на Шривиджаю: в 1017, 1025 и в 1068, создав для этого флот. Царство Чола захватило небольшие прибрежные территории Шривиджаи. Хотя эти земли не удавалось удержать надолго, у Шривиджаи возникала конкуренция в торговле. В 1025 при нападении царя Раджендры Чола было ограблено 14 гаваней, и торговля с Китаем приостановилась на несколько лет, так что китайские чиновники стали посылать просьбы о восстановлении торговли.

Распад Шривиджаи был вызван стремлением к независимости вассальных царств и развитием пиратства. Вассальные цари царств Кедах, Малайю, Джамби и Кампе стали посылать свои посольства к китайскому двору. В XII веке царство Джамби на Суматре объявило независимость и больше никогда не подчинялось Палембангу. В это время китайцы значительно увеличили торговый флот, и составили тем самым конкуренцию малайской морской торговле. Но при этом в начале XIII века у Шривиджаи оставалось в подчинении 15 вассальных царств.

Царь яванского государства Сингхасари Кертанагра (1268—1292) подчинил значительную часть современной Индонезии, и на этом гегемония Шривиджаи завершилась. В 1292, когда Суматру посетил Марко Поло, Шривиджая уже распалась на восемь отдельных королевств.

До 1377 царство состояло в вассальной зависимости от яванской империи Маджапахит, а в 1377 яванские войска заняли Палембанг. Шривиджая сопротивлялась, но в 1414 мятежный принц из Шривиджаи бежал на Малаккский полуостров вместе с многочисленными суматранцами, принял ислам и основал государство Малакка.

До сих пор население малайского штата Негери-Сембелан имеет некоторые языковые и культурные отличия от прочих малайцев.

В XV веке по мере роста могущества и влияния Малакки, все части бывшей Шривиджаи оказались в вассальной зависимости от более сильных соседей.

В 1377 году при штурме Палембанга войсками Маджапахита погибли китайские послы, которые привезли махарадже Шривиджаи письмо императора о признании его независимым правителем. В 1397 Маджапахит окончательно покончил с самостоятельностью остатков Шривиджаи. Центральные области империи Палембанг и Джами стали тем, чем они были до появления Шривиджаи — пиратскими гнездами.

Известные короли до XI века

• 682—695 Джая-наса
• 702—724 Шри Индра-варман
• 728—742 Рудра Виккама
• около 775 Дхармасету
• 832—860 Балапура-дэва
• 960—962 Шри Удаядитья
• 980—983 Хаджи
• 1003—1005 Шри Чуламани Варма-дэва
• 1017 Хадхи Суматра-буми
• 1024—1030 Шри Санграму Виджаёттунга-варман
• 1064 Дхармавира

См. также

• Буддизм в Индонезии

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/XIII/1220-1240/Zhao_Zhugua/text1.htm ЧЖАО ЖУГУА. ОПИСАНИЕ ВСЕГО ИНОЗЕМНОГО. (СООБЩЕНИЕ О ГОСУДАРСТВЕ ШРИВИДЖАЯ) «Чжу фань чжи» (пер. М. Ю. Ульянова) ]
• [www.antarakita.net/articles/srivijaya.html Review of Srivijaya resources on the Internet — but many are dead links already]
• [www.univie.ac.at/Wirtschaftsgeschichte/VGS/wr9lp.html Handelsreiche in Indonesien, u.a. Srivijaya]
• [www.vizvoyz.freeservers.com/custom.html Ursprünge Sri Vijayas]
• [www.sabrizain.demon.co.uk/malaya/hindu.htm Eine hübsch bebilderte englischsprachige Seite]
• [www.gimonca.com/sejarah/sejarah01.shtml Eine Zeitleiste zu Indonesien]
• Э. Шефер «Золотые персики Самарканда», Москва, «Наука», 1981.
• [www.rubackpacker.ru/index.php?razd=1&c=1131&podr=0 Палембанг]

Отрывок, характеризующий Шривиджая

– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.