Шрикшетра

Шрикшетра
царство
IV век — IX век →   →
Города народа пью на карте современной Мьянмы
Столица	Тарекеттая Пейтано Халинджи

Шрикшетра (бирм. သရေခေတ္တရာ ပြည်, IV—IX вв.) — одно из первых государств на территории Мьянмы.

В III веке до н. э. китайское царство Цинь разгромило государства Ба и Шу, существовавшие в среднем течении Янцзы. Это, а также последующая экспансия империи Хань вызвали значительную волну миграции тибетско-бирманских племён, достигшую речных долин Центральной Мьянмы. Племена пью основали в долине Иравади ряд поселений. Они научились использовать высокий ежегодный паводок реки, удерживать воду земляными валами и регулировать её подачу для полива полей уже после спада наводнения. Новая технология регулирования паводковых вод дала возможность освоения новых территорий под культуру риса, способствуя переходу к соседской общине и созданию государства. Ирригационные системы пью, впоследствии использованные создателями царства Паган, были открыты археологами с помощью аэрофотосъёмки.

Как установлено археологогическими находками, столичным городом Шрикшетры были поочерёдно Тарекеттая (в районе современного города Пьи), Пейтано, Халинджи. Основной сельскохозяйственной культурой в Шрикшетре был рис, однако наряду с ним, по сообщениям китайских хроник, выращивались просо и соя, хлопчатник и сахарный тростник («толщиной в человеческую ногу»), различные овощи.

Города, по сообщениям китайских очевидцев, были огромного размера, имели овальную форму, были обнесены двойным кольцом стен, облицованных керамической плиткой, и выложенными кирпичом рвами. Внутри городских стен наряду с жилыми домами и храмами находились рисовые поля, сады, огороды, водоёмы. Археологические данные подтверждают сообщения китайских источников о широком употреблении металлов в Шрикшетре.

О государственном и социальном устройстве Шрикшетры известно немного. Китайские источники сообщают, что пью управляются царями, которые носят индийский титул махараджа. Найденные в Тарекеттае погребальные каменные урны царской династии, носящей тронное имя Викрама, и дешифровка выбитых на них надписей (алфавитом пью) позволили определить причину введения принятого до сих пор в Мьянме летоисчисления, начинающегося в 638 году: это был год восшествия на престол первого царя династии Викрама в Шрикшетре. Китайские источники описывают значительную социальную дфференциацию в Шрикшетре: царь живёт во дворце, украшенном золотом, серебром, коврами, выезжает в паланкине или на слоне, обладает сокровищами и гаремом; знать окружена свитой. В отличие от простолюдинов, небольшие погребальные урны которых сделаны из глины, царей захоранивают в огромных каменных кувшинах на высоких кирпичных постаментах.

Несмотря на широкий религиозный синкретизм, в Шрикшетре отдавалось предпочтение буддизму тхеравады, хотя во дворце процветали как индуистские, так и махаянистские обычаи. В китайских источниках указывается, что в Шрикшетре живут именно буддисты, что в городе имеется сто буддийских монастырей, что в монастырских школах учатся мальчики (но в дальнейшем они могут снова вернуться к светской жизни), что население привержено буддийскому запрету на убийство всего живого.

По северной сухопутной дороге через Юньнань были установлены первые связи Китая и Мьянмы. Когда в Юньнани возникло государство Наньчжао, его правители открыли по этому пути караванную торговлю. Расширяясь, Наньчжао отвоевало у Шрикшетры в 757 и 763 годах верховья Иравади и заставило признать свой сюзеренитет. По-видимому, в это время в Шрикшетре уже не было династии Викрама, да и столица была перенесена на север, в Халинджи на караванном пути в Наньчжао — вероятно, из-за давления монов с юга и набегов каренов.

В 802 году в империю Тан прибыло посольство из Шрикшетры. Со слов пью китайские придворные летописцы записали сведения о государстве Шрикшетра; музыканты-пью, которых было много в составе посольства, получили одобрение танского двора. Возможно, что попытки последних царей Шрикшетры вести самостоятельную политику и вызвали разгром этого государства: в 832 году войска Наньчжао захватили Халинджи, сровняли её с землёй, а оставшихся в живых жителей угнали в плен. Постепенно упоминания о пью исчезли из исторических материалов.

Источники

• «История Востока» (в 6 т.). Т.II «Восток в средние века» — Москва: издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. ISBN 5-02-018102-1

Отрывок, характеризующий Шрикшетра

– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.