Шталаг 308 VIII-E Нойхаммер
| Шталаг 308 E | |
| Stalag VIII E (308) | |
| Тип | |
|---|---|
| Местонахождение | |
| Период эксплуатации |
июнь 1941 — апрель 1942 |
| Число погибших |
20 тыс. |
| Руководящая организация | |
Шталаг VIII E (308) (полное наименование нем. Kriegsgefangenen Mannsschtatsstammlager, июнь 1941 − апрель 1942) — немецкий лагерь для военнопленных времён Второй мировой войны. Располагался в городке Нойхаммер (нем. Neuhammer am Queis), после второй мировой город вошёл в состав Польши и получил название Свентошув.
История
Лагерь был построен в сентябре 1939 года. Вначале в нём размещались польские военнопленные. В мае 1940 года к ним присоединились французские военнопленные. В 1941 году они были переведены в другие лагеря.
Шталаг 308 (VIII E) Нойхаммер упоминается в оперативном приказе № 9 начальника гестапо и СД от 21 июля 1941 года в перечне лагерей для деятельности айнзатцкоманд СС на территории Германии. Выявление и отбор «нежелательных русских» проводился полицейским управлением г. Бреслау, и «неблагонадёжные» переводились в концлагеря Гросс-Розен и Аушвиц (Освенцим).
По воспоминаниям узников лагеря, уже с сентября 1941 года по ночам было очень холодно.[1]
Спасаясь от холода, заключённые пытались спрятаться в единственном здании на обнесённой колючей проволокой открытой территории содержания военнопленных — бетонной уборной. В помещение уборной набивалось всего несколько десятков пленных, буквально «как сельди в бочке», которые из-за невероятной тесноты могли находится там лишь стоя и в таком положении спали, согревая друг друга. В принципе, из-за тесноты упасть было невозможно, но были и те, кто по тем или иным причинам всё же падал (от общей слабости или стискивания толпой), но это была верная смерть. Несмотря на это, места на ночь в уборной захватывались ещё днём.[1]
Остальным приходилось выкапывать на территории ямы в земле на 2−3 человека, чтобы можно было сидеть в них, прижавшись друг к другу, и накрывались шинелями или пальто (у кого было).[1]
Однако, почти ежедневно администрация лагеря устраивала «развлечения»: охранники перебрасывали руками через колючую проволоку в толпу голодных людей брюкву, бывшую практически единственным питанием. Причём, подобная «раздача пищи» осуществлялась всякий раз в разных местах и в разное время. Потерявшие от голода и холода разум тысячи людей метались по лагерю от одного места переброса к другому, набрасываясь на брюкву. При этом очень много ям, в которых сидели укрывавшиеся от холода люди, в таких случаях затаптывались обезумевшей толпой узников и сидевшие в ямах погибали. При этом на месте различных заторов и падения брюквы образовывались трудновообразимые свалки людей, которые, в том числе, пытались отбить друг у друга пищу, после чего на этих местах оставались десятки трупов и сотни покалеченных, а бугристые от ям участки местности превращались в ровные поля с торчавшими из ям вверх руками, ногами, туловищами тех, кто не успевал выбраться из ям и был в них затоптан. Несмотря на это, холод всё равно заставлял людей откапывать себе новые ямы.[1]
Среди заключённых ходили слухи о людоедстве.
По другим воспоминаниям, в октябре 1941 в лагере кормили один раз в сутки супом из брюквы и шпината с неочищенной картошкой и 150 граммов хлеба. Несмотря на это, каждое утро на фургонах вывозили по 200 человек мертвецов.[2]
Советская армия освободила лагерь 15 февраля 1945 года.
На памятном камне написано, что в шталаге 308 погибло 20 000 пленных русских солдат, а, по свидетельству очевидцев, более 50 000 пленных красноармейцев.
Напишите отзыв о статье "Шталаг 308 VIII-E Нойхаммер"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Шталаг № 308 // Погожев А. А. Смерть стояла у нас за спиной… // Погожев А. А., Стенькин П. А. Побег из Освенцима. Остаться в живых. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 288 с. — (Война и мы. Солдатские дневники). — Тираж 4000 экз. — ISBN 5–699–11024–0.
- ↑ Лузин М. С. Германия. Лагерь № 308 // Польщикова А. П. Воспоминания узников — Ялта, 1994. — С. 43.
Ссылки
- [swietoszow.forumgrad.ru/forum-f7/tema-t20.htm Местоположение шталага 308 Нойхаммер]
- [ldb1.narod.ru/rus.index.html Ломоносов Д. Б. − Плен. Автобиографическая повесть.]
- [www.kurtamysh.com/p924.htm Эхо минувшей войны]
- [artofwar.ru/c/chernowalow_w_w/st308.shtml Воспоминания очевидцев и списки погибших]. artofwar.ru. Проверено 25 октября 2011. [www.webcitation.org/67SFONCdG Архивировано из первоисточника 6 мая 2012].
|
Это заготовка статьи о Третьем рейхе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Шталаг 308 VIII-E Нойхаммер
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
