Штейгер, Анатолий Сергеевич

Анатолий Штейгер
Дата рождения:	7 (20) июля 1907(1907-07-20)
Место рождения:	Николаевка (Киевская губерния, Российская империя) (ныне Черкасская область, Украина)
Дата смерти:	24 октября 1944(1944-10-24) (37 лет)
Место смерти:	Лейзан (Швейцария)
Гражданство:	Российская империя Российская империя→Швейцария Швейцария
Род деятельности:	поэт

Анато́лий Серге́евич Ште́йгер, барон (7 (20) июля 1907, с. Николаевка Черкасского уезда Киевской губ. — 24 октября 1944, Лейзан, Швейцария) — русский поэт, один из наиболее значительных поэтов «первой волны» эмиграции. Стихи, сохраняя авторскую индивидуальность, в большой степени выражают эстетику «парижской ноты».

Биография

Происходил из старинного швейцарского рода. Отец — барон Сергей Эдуардович Штейгер (1868—1937), земский деятель, предводитель дворянства Каневского уезда, депутат IV Государственной думы (1913). Имел двух сестёр, одна из которых — Алла (в замужестве Головина) была поэтессой, известной в Русском Зарубежье. Семья эмигрировала в Константинополь в 1920 г., в дальнейшем А. Штейгер жил в Чехословакии, во Франции и (с 1931) в Швейцарии. Во время Второй мировой войны пассивно участвовал в Сопротивлении, писал антинацистские памфлеты. С детства был болен тяжёлой формой туберкулёза, от которого и умер в возрасте 37 лет.

Важным литературным и человеческим документом является обширная переписка А. Штейгера и М. Цветаевой (личная встреча между ними состоялась всего один раз). Штейгер является адресатом стихотворного цикла Цветаевой «Стихи сироте» (август-сентябрь 1936 г.).

Автор сборники стихов «Этот день» (1928), «Эта жизнь» (1931), «Неблагодарность» (1936); посмертно издан итоговый сборник «Дважды два четыре» (1950; под тем же названием в 1981 г. опубликовано и наиболее полное собрание стихов в Нью-Йорке). Получил известность в основном как один из представителей так называемой «Парижской ноты» — литературного течения в поэзии Русского Зарубежья, существовавшего в середине 1930-х годов. Творчество Штейгера пропагандировал духовно близкий ему литературный критик Г. Адамович. В поэзии, отмеченной влиянием М. Кузмина, Г. Иванова, Г. Адамовича, но в то же время глубоко индивидуальной, преобладает лирическая миниатюра (одна или несколько строф, часто с дополнительной «сверхсхемной» последней строкой), мотивы одиночества, ностальгии, хрупкости мира, предчувствия смерти. В метрике в основном разрабатывал классические размеры, использовал также 3-иктный дольник.

Сочинения

• Этот день, Paris, 1928
• Эта жизнь, Paris, 1931
• Неблагодарность, Paris, 1936
• 2x2 = 4, Paris, 1950, 2-е изд. — New York, 1982
• Самоубийство. Рассказ // «Русская мысль», 1984, 24.5., 7.6.
• Детство. Воспоминания // «Новый журнал», №154, 1984
• Мертвое «да»: Стихотворения, проза, воспоминания, письма // Рудня-Смоленск: Мнемозина, 2007. — 488 стр. (Серия «Серебряный пепел»)

Ссылки

• [magazines.russ.ru/nov_yun/2001/3/rarit.html Стихотворения А. Штейгера]

Отрывок, характеризующий Штейгер, Анатолий Сергеевич

– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.