Штернберг, Лев Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Яковлевич Штернберг
Хаим-Лейб
Дата рождения:

21 апреля (3 мая) 1861(1861-05-03)

Место рождения:

Житомир,
Российская империя

Дата смерти:

14 августа 1927(1927-08-14) (66 лет)

Место смерти:

Дудергоф, Троцкий район, Ленинградский округ, Ленинградская область, РСФСР, СССР[1]

Страна:

Российская империя, СССР

Научная сфера:

этнография, фольклористика,

Место работы:

Кунсткамера, этнографическое отделение Государственного географического института

Учёное звание:

член-корреспондент АН СССР

Альма-матер:

Новороссийский университет
Санкт-Петербургский университет

Научный руководитель:

В. Г. Богораз

Известные ученики:

Дыренкова, Надежда Петровна;</br>Аверкиева, Юлия Павловна

Лев (Хаим-Лейб) Я́ковлевич Ште́рнберг (21 апреля [3 мая1861, Житомир — 14 августа 1927, Дудергоф близ Ленинграда[1]) — российский и советский этнограф, член-корреспондент АН СССР по отделу палеоазиатских народов (1924)[2]. Профессор Петроградского университета (1918).





Биография

Будучи студентом физико-математического факультета Петербургского университета, а потом юридического факультета Новороссийского университета, Л. Я. Штернберг работал в революционных кружках. За активное участие в народовольческих организациях он был арестован в 1886 году. Весной 1889 после трехлетнего пребывания в одесской центральной тюрьме, сослан (1889—1897) на Сахалин.

Во время многолетней ссылки он подробно исследовал общественный строй, религиозные верования и обычное право нивхов (гиляков) сахалинских и амурских, айнов, и различных тунгусо-маньчжурских племен. Во время пребывания в ссылке Льву Штернбергу удалось открыть и подробно описать классификаторскую систему родства и реально еще бытующие пережитки группового брака у гиляков, а также у орочей. С 1901 работал в Музее этнографии и антропологии в Санкт-Петербурге. Преподавал на этнографическом отделении Государственного географического института, а позже Ленинградского института истории и литературы.

Л. Я. Штернберг принимал участие в радикальных журналах и газетах. Известно, что статья Л. Я. Штернберга в газете «Наши дни» была причиной закрытия этой газеты. В 1883 году окончил Новороссийский университет. В Европейской России его потеряли и долгое время не знали, где он находится. Потом только стало известно, что он сослан на о. Сахалин. Свой диплом об окончании университета Л. Я. Штернберг получил лишь в 1902 году. На Сахалине он тоже попал в немилость: за смелое слово, сказанное военному губернатору генерал-лейтенанту М. Н. Ляпунову в защиту товарища, он подвергся вторичной ссылке в более отдаленные места, в соседство с гиляками, изучением которых он тогда же и занялся.

В 1894 году Лев Яковлевич совершил путешествие на крайний север острова Сахалин, частью на лодке вдоль западного берега, частью пешком. Выехал он 8 июля и возвратился в порт Александровский 20 сентября. Всего он преодолел 840 верст. Л. Я. Штернберг дал физико-географическое описание пройденного им пути и собрал богатый материал по этнографии. Во время раскопок на Тыковской косе он впервые сделал находки каменных орудий на территории гиляцкой оседлости.

Посвятив себя этнографическим и лингвистическим работам, Лев Яковлевич в течение семи лет изучал фольклор, археологию, быт и язык туземного населения острова Сахалин. Его работы о гиляках впервые были напечатаны в «Этнографическом обозрении» 1893, 1894, 1901 и 1903 гг. Они обратили на себя внимание всего ученого мира, и тогда Императорская Санкт-Петербургская академия наук в 1897 году возбудила ходатайство о возвращении его из ссылки, тогда же ему было предложено место штатного этнографа в Музее антропологии и этнографии при Академии.

В 1897 году он досрочно вернулся на родину и уже через год, в 1898, представил через академиков К. Г. Залемана и В. В. Радлова для напечатания свою работу «Образцы материалов по изучению гиляцкого языка и фольклора». В 1901  директор Музея Антропологии и Этнографии В. В. Радлов пригласил его на должность старшего этнографа музея. Штернберг и Радлов к 1910 привели в порядок коллекции, доставшиеся в наследие от Петровской Кунсткамеры. Но для получения права жительства в Петербурге он должен был в спешном порядке сдать экстерном экзамен при Петербургском Университете, от которого и получил в 1902 г. диплом первой степени (по юридическому факультету).

С 1904 по 1914 Лев Яковлевич читал в Музее ряд курсов по этнографии как отдельным группам студентов, так и педагогам. В 1915 принял участие в организации Высших Географических Курсов, которые потом были преобразованы в Географический Институт с этнографическим факультетом. Профессором и деканом этого этнографического факультета он состоял все время.

По преобразовании Географического Института (1925) в географический факультет Ленинградского государственного университета, Лев Яковлевич был председателем этнографического отделения этого факультета и профессором его до последних дней жизни. Он также читал в 1917 лекции на Восточном Факультете Ленинградского университета. В течение многих лет он был одним из двух секретарей Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии.

В 1910 он отправился в экспедицию на Амур и Сахалин для дополнительного обследования изученных им раньше народностей. В 1917 Лев Яковлевич состоял также председателем Сибирской подкомиссии по Составлению Этнографической Карты России при Географическом Обществе, а с 1920 — председателем Сибирского Отдела Комиссии по Изучению Племенного Состава Населения СССР.

Он был также председателем Еврейского Историко-ЭтнограФического Общества, при котором, по его инициативе и при его активном участии, был организован Еврейский Музей. Он участвовал вместе с В. Г. Богоразом в основании Ленинградского Рабфака Северных Народностей, ныне Северного Факультета при Ленинградском восточном институте, а также был профессором этого Института.

Брат — фтизиатр Абрам Яковлевич Штернберг (1873—1927), профессор, основатель и директор туберкулёзного института в Санкт-Петербурге[3].

Научные достижения

Доказывал единство человечества с позиций эволюционизма. Этнографию понимал как науку о культуре первобытных народов и её пережитках. Л. Я. Штернберг внёс значительный вклад в изучение первобытной религии (представления о сверхъестественных «хозяевах», «избранничестве», схема этапов эволюции верований и др.).

Арестован советской властью в феврале 1921. Освобожден по ходатайству Максима Горького.

Научные воспитанники: Н. П. Дыренкова, Е. П. Крейнович, Г. Н. Прокофьев, Г. М. Василевич, С. В. Иванов, Л. Э. Каруновская, С. М. Абрамзон, Л. П. Потапов, А. А. Попов и другие.

Память

Внешние изображения
надгробие Л.Я.Штернберга
(Участок: 0-4 ст. Место: 878)
www.jekl.ru/public/upload/images/fl/preobr/0_4s/sppr_0_4s_0878.jpg

Похоронен на Преображенском еврейском кладбище в Санкт-Петербурге[4].

Напишите отзыв о статье "Штернберг, Лев Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 Ныне входит в состав Красносельского района, Санкт-Петербург, Россия.
  2. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52834.ln-ru.dl-.pr-inf.uk-12 Штернберг Лев Яковлевич (1861—1927)]
  3. [www.news-petersburg.com/docp/legal-jy/law-ainfba/page-2.htm Захоронения на Еврейском (Преображенском) кладбище]
  4. [memory.pvost.org/pages/shteinberglya.html Штернберг Лев (Хаим—Лейб) Яковлевич (1861—1927)]

Сочинения Л. Я. Штернберга

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Штернберг, Лев Яковлевич

– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.