Штернберг, Павел Карлович

Па́вел Ка́рлович Ште́рнберг
Место рождения:	Россия, Орёл (город)
Страна:	Российская империя РСФСР РСФСР
Научная сфера:	Астрономия
Место работы:	МГУ
Альма-матер:	МГУ
Награды и премии:	Медаль Русского географического общества

Па́вел Ка́рлович Ште́рнберг, партийные клички — «Лунный», «Владимир Николаевич», «Эрот», «Гарибальди» (1865, Орёл, — 1920, Москва) — российский астроном, революционер и член РСДРП (б) с 1905 года, депутат Московской городской думы, участник Гражданской войны.

Биография

Родился в городе Орёл в семье выходцев из Германии, принадлежавшей к разночинцам. Отец — Карл Андреевич Штернберг, подданный герцогства Брауншвейгского, был орловским купцом.

В 1883 году Павел Штернберг окончил Орловскую классическую гимназию.

В том же, 1883 году, он поступил на математическое отделение физико-математического факультета Московского университета и переехал в Москву. В университете Павел Штернберг стал одним из лучших учеников выдающегося астронома профессора Ф. А. Бредихина.

В 1887 году Павел Штернберг был награждён золотой медалью факультета за студенческую научную работу «О продолжительности вращения Красного пятна Юпитера». В мае этого же года он окончил университет.

Летом того же года Павел Штернберг участвовал в экспедиции Московской обсерватории в Юрьевец для наблюдения полного солнечного затмения 19 августа 1887 года. Кроме него затмение наблюдали А. А. Белопольский, а также Л. Нистен из Брюсселя и Г. Фогель из Потсдама..

В марте 1888 года, был назначен сверхштатным ассистентом Астрономической обсерватории и оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию.

С 1890 года — приват-доцент университета. В том же году был утверждён в должности астронома-наблюдателя в обсерватории Московского университета.

В 1899—1900 годах возглавлял Комиссию по разработке программы по астрономии для средних учебных заведений.

В 1908 году на выборах в Московскую городскую думу Павел Карлович был избран гласным по большевистскому списку.

В 1913 году Штернбергу была присвоена степень доктора астрономии в связи с защитой диссертации «Некоторые применения фотографии к точным измерениям в астрономии».

Экстраординарный профессор Московского университета (1914).

Заслуженный профессор Московского университета (1915).

П. К. Штернберг Возглавил Краснопресненскую обсерваторию (1916).

Избран ординарным профессором астрономии Московского университета (в январе 1917 года).

Подпольная деятельность (1905—1908)

После событий 1905 года в России Штернберг тайно вступил в РСДРП (б) и включился в подпольную работу в военно-техническом бюро московского комитета партии по подготовке вооруженного восстания.

Однако в дни самого восстания Штернберга в Москве не было. Он находился в заграничной командировке и вернулся только в начале 1906 года, после подавления восстания. По возвращении он включился в работу большевистской организации.

Оставаясь астрономом обсерватории, Штернберг выполнял поручения партии большевиков. Так, ему поручили сохранить оставшееся после Декабрьского восстания оружие, и часть его долго хранилась в обсерватории.

Во второй половине 1906 года в военно-техническом бюро РСДРП(б) на Штернберге лежала обязанность составления стратегической карты Москвы на случай нового вооружённого восстания и подготовки кадров командного состава для руководства боевыми действиями рабочих отрядов во время восстания. В 1907 году он осуществил смелое мероприятие по съёмке детального плана Москвы.

Революционный 1917 год

В марте был на совещании в Московском комитете партии большевиков о создании вооружённых отрядов.

3 (16) апреля 1917 года Штернберг присутствовал на организованной Петроградским советом на Финляндском вокзале торжественной встрече вернувшегося в Россию Ленина. Слушал его выступление. Прямо с митинга он отправился на первый Всероссийский астрономический съезд, где за свои научные труды был избран председателем.

В апреле на очередном совещании Московского комитета Штернберг сделал доклад «О милиции». На съезде присутствовали Феликс Дзержинский, Григорий Усиевич, Розалия Землячка и другие. В действительности речь шла об организации Красной гвардии, о вооружении московских рабочих.

В обсерватории из трубы рефрактора вышла на свет карта Москвы. Московский комитет партии большевиков снял с неё копии и раздал по всем районным ячейкам.

По словам Яна Пече, в июле был создан оперативный штаб Красной гвардии по подготовке восстания. Этим штабом велась значительная работа по составлению стратегического плана восстания. Штернберг передал командованию Красной гвардии карты Москвы, составленные и хранившиеся им в подпольном архиве.

В конце октября 1917 года в дни восстания в Москве выделенный Московским комитетом партии большевиков боевой партийный центр назначил Штернберга уполномоченным партийного центра восстания по Замоскворецкому району. Это был наиболее сильный пролетарский район и именно оттуда должен был начаться обстрел Кремля.

Большевики Замоскворечья выступили на рассвете 28 октября. На Замоскворецкий район легла в основном задача по овладению штабом МВО (Пречистенка). Большую роль сыграло Замоскворечье и в овладении Кремлем и Александровским училищем. По инициативе и под его руководством Штернберга осуществлялся артиллерийский обстрел Кремля. Овладение Кремлём было главной задачей ВРК

В ноябре 1917 года его назначили военным губернским комиссаром Москвы.

После революции (1918—1920)

В январе 1918 года губернский комиссар и профессор Высших женских курсов Павел Штернберг выдал «представляющей большую научную ценность» коллекции Дарвиновского музея охранное удостоверение.

В марте 1918 года, по совместительству, был назначен членом Коллегии Народного комиссариата просвещения и заведующим отделом высшей школы. В июле 1918 года участвовал в подготовке и проведении Совещания деятелей вузов по вопросам реформы высшей школы.

В условиях обострения гражданской войны в сентябре 1918 года был направлен на фронт, получив назначение членом Реввоенсовета и политкомиссаром 2-й армии Восточного фронта. На фронте подорвал здоровье, что вызвало беспокойство лично Льва Троцкого, отдельно поднявшего на заседании Политбюро 18 апреля 1919 года вопрос о предоставлении Штернбергу отпуска на юг.

С сентября 1919 года — член Реввоенсовета Восточного фронта. В ноябре-декабре 1919 года он принимал участие в руководстве боевыми операциями 3-й и 5-й армий Восточного фронта Рабоче-Крестьянской Красной армии по овладению Омском.

При форсировании Иртыша Штернберг тяжело заболел. Он был доставлен в Москву, где умер в ночь с 31 января на 1 февраля 1920 года.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Научные работы

Научные работы относятся к изучению вращательного движения Земли, фотографической астрономии, гравиметрии. За свои гравиметрические определения в ряде пунктов европейской части России с маятником Репсольда получил медаль Русского географического общества. В 1892—1903 гг. выполнил капитальное исследование «Широта Московской обсерватории в связи с движением полюсов».

Фотографические наблюдения двойных звёзд, которые проводил Штернберг, были одними из первых в науке строго разработанными попытками использования фотографических методов для точных измерений взаимного положения звёздных пар. Полученные им сотни фотоснимков двойных звёзд и других объектов служат и до настоящего времени хорошим материалом для специальных исследований.

Семья

Жена — Яковлева, Варвара Николаевна (1884—1941), революционерка, советский государственный деятель.

Память

С 1931 года имя П. К. Штернберга носит Государственный астрономический институт Московского университета.

Именем П. К. Штернберга назван лунный кратер и астероид (995) Штернберга, открытый в 1923 году.

В честь П. К. Штернберга названа улица на его родине - в г. Орле.

Литература

• Чернов Ю. М., Земля и звезды: Повесть о Павле Штернберге. — М.: Политиздат. Пламенные революционеры, 1975. — 366 с, ил. То же. — 2-е изд., доп. — 1981. 383 с, ил.
• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.
• Куликовский П. Г.,. Павел Карлович Штернберг. — 1-е изд. 1951, 2-е изд. 1987. — М: "Наука".
• Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП. Под ред. Е. М. Ярославского. М., 1932.
• Павел Исаакович Подляшук, «Партийная кличка — Лунный: документальная повесть». Изд-во полит. лит-ры, 1964
• П. Г. Куликовский, «Павел Карлович Штернберг», вышла двумя изданиями (1-е в издательстве МГУ в 1951 г., 53 с., 2-е в 1987 г., 125 с., в издательстве «Наука»)
• П. Г. Куликовский, «П. К. Штернберг — астроном, подпольщик, герой гражданской войны», журнал «Природа», Изд-во Наука, 1977

Ссылки

• [www.sai.msu.ru/history/sternberg.html Павел Карлович Штернберг] на сайте Астрономического института МГУ
• [krasnoe.tv/node/25138 К 150-летию П.К. Штернберга: интервью директор ГАИШ МГУ А.М. Черепащука]

Отрывок, характеризующий Штернберг, Павел Карлович

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?